Самец взъерошенный
Шрифт:
– Кора!
В комнату вошла девочка-подросток, высокая и очень худенькая. Ступала она осторожно, будто по раскаленным углям, и при этом морщилась. Я поразился ее красоте. Иконописное, будто с картины сошедшее личико, огромные серые глаза под длиннющими ресницами…
– Ноги болят? – спросил я, вставая.
– Да! – вздохнула Эмилия.
Я уложил Кору на лавку, согнул и разогнул ей ноги в коленях, покрутил ступни, проверяя голеностопы, ощупал суставы, проверил рефлексы и чувствительность кожи. На ревматизм клиническая картина не походила, как и на артрит. У себя в поликлинике я направил бы девочку на анализы и успокоился, но здесь такой роскоши не предполагалось.
– Давно
– Скоро полгода, – ответила трибун. – Обращались к разным медикусам. Дают отвары, мази, велят натирать – не проходит.
– Когда боль сильнее: днем или ночью?
– Ночью! – ответила Кора. – Спать не могу.
«Ага!» – подумал я, разглядывая вытянувшуюся на лавке девочку.
– Она быстро растет?
– Как лоза у реки! – ответила трибун. – С осени почти на фут.
– Тогда ничего страшного. Все из-за этого. Тело растет, кости не успевают, от них отщепляются осколочки и остаются в мышцах. Они-то и болят. Пройдет, как только Кора перестанет расти. Думаю, что очень скоро. Пока давай ей лекарство от боли, на ночь – отвар, чтоб лучше спала. Есть у вас такой? Замечательно! Все будет хорошо.
Я не удержался и погладил девочку по головке. Та улыбнулась, показав ровные белые зубки.
– Правда, красавица? – спросила Эмилия.
– Чудо! – подтвердил я.
– Все так говорят! – довольно сказала трибун. – Я рада, что тебе понравилась. Ты можешь ее взять. Как только у нее наступят Дни…
– Ты что? – перебил я. – Она же ребенок!
– Тринадцатый год! – обиделась Эмилия. – У нее уже были Дни. Кора сможет забеременеть.
– А родить? – разозлился я. – Ты на бедра ее посмотри – как у цыпленка! Кости таза не сформировались. Да она умрет при родах! Ты этого хочешь?
«Тем более что родовспоможение здесь наверняка ниже плинтуса! – подумал я. – Про кесарево не слышали. Да и кто его сделает? Нужны оборудование, инструменты, анестезия… Они тут совсем охренели – детей мужикам подкладывать!»
– Кора, доченька! – сказала Эмилия. – Выйди!
Девочка подчинилась.
– Прости! – сказала трибун, когда за дочкой закрылась дверь. – Я не думала, что разозлишься. Ты очень странный. Другой пришлый потребовал бы денег, и плевать ему на то, что будет с Корой!
– Сама догадаться не могла? – укоризненно спросил я.
– Не подумала! – призналась Эмилия. – Посмотрела на тебя и решила: какая красивая будет внучка! – Она помолчала. – Хочешь, я куплю твой контракт? Для нее! – она кивнула на дверь. – Через два-три года Кора сможет родить. Я буду нянчить внучку, ты – лечить людей, Кора – вести дом. Из нее выйдет замечательная хозяйка, это уже сейчас видно. Я очень хочу, чтоб у дочери был свой мужчина, а у внучки – отец. У нас с Корой не так много денег, но ты сказал, что не ищешь богатства. Согласен?
Я покрутил головой.
– Почему? – спросила Эмилия. – Не хочешь Кору?
– Она замечательная! – сказал я. – Но есть другая женщина.
– Ты договорился с ней о выкупе?
Я кивнул.
– Теперь понятно, из-за чего все! – кивнула трибун. – Она придет завтра?
– Если найдет деньги.
– Я, кажется, догадываюсь, кто это, – сказала Эмилия. – Она так яростно тебя защищала… Красивая девочка и очень хорошая. Я знаю ее: наши матери дружили. Виталия росла у меня на глазах. Ты сделал правильный выбор! Отдыхай!
Эмилия встала и, чеканя шаг по каменному полу, вышла. Мне показалось, что ступала она не слишком уверенно.
К полудню следующего дня я принял полтора десятка женщин и всем отказал.
Матриархат не превращает женщин в мужчин. Да, они жестче, решительнее и снисходительно поглядывают на мужиков. Им доставляет удовольствие нами командовать. Но точно так же ведут себя наши бизнес-леди и прочие шефы в юбках. Приходилось видеть. Однако в душе даже большая начальница остается женщиной. Она хочет, чтоб ею восхищались, говорили комплименты и признавались в любви. Не получившая внимания, отвергнутая дама злится. Многие начинают мстить. Наживу тучу врагов!
Так думал я, поглощая принесенный стражей обед. Попросив оставить меня одного, жевал, не ощущая вкуса. Размышлял. Правильно ли я поступаю, отказывая всем подряд? А если Виталия не придет? Просто не получится собрать деньги – и все? Что тогда? Возвращаться в храм? Лучше сразу повеситься… А ведь среди приходивших женщин попадались очень хорошенькие. Я видел, что они в лепешку расшибутся, дабы угодить своему мужчине, то есть мне. С ними можно договориться. На Виталии, в конце концов, свет не сошелся. Она, конечно, красивая, но в Роме таких много. Та же Кора, как подрастет, затмит всех. А Эмилия будет с меня пылинки сдувать, это видно уже сейчас…
Думая так, я прекрасно осознавал: не смогу. В бытность мою интерном в больницу привезли искалеченную в дорожной аварии девушку. Я дежурил в приемном покое и первым подошел к каталке. Несмотря на тяжелые травмы, пострадавшая была в сознании и, увидев меня, спросила тревожно:
– Доктор, я буду жить?
– Конечно! – ответил я. – Мы еще спляшем на твоей свадьбе!
Она обрадовалась и улыбнулась. На самом деле я с первого взгляда понял: не выживет. Девушке раздавило живот и размозжило таз, и она держалась только за счет лекарств, которые бригада скорой помощи вколола ей немерено. Скоро набежали вызванные из других отделений хирурги, девушку повезли в операционную. Там несколько часов ее пытались спасти, но только продлили агонию. Во второй раз я увидел девушку в реанимации. Она уходила в полном сознании. Говорить уже не могла, но на меня глянула с таким укором, что я даже спустя годы помнил этот взгляд.
У врачей особое отношение к смерти, она часть их работы, неприятная, но терпимая. Но ту девочку я забыть не смог. Пусть в ее смерти не было моей вины – я даже не принимал участия в ее лечении – но все ж…
Виталия, когда мы договаривались о выкупе, смотрела на меня с такой же беззаветной доверчивостью. Я знал: если выберу другую, она не упрекнет. Но взглядом одарит…
«Ведь обещала найти деньги! – думал я. – Значит, рассчитывала, что сумеет. Почему не идет? Сколько мне тут болтаться? Я свое обещание выполнил!» К окончанию обеда я находился в скверном настроении, что не замедлило сказаться, когда явился следующий посетитель.