Самоцветы для Парижа

Чечулин Алексей Иванович

Лысый разжал побелевшие губы и выплюнул окурок:

— Сами напросились!

Тотчас в кулаке Хорька появилась велосипедная цепь, а Дылда извлек из-под кожанчика ржавый металлический пруток.

Вот когда Сане по-настоящему стало страшно. Да и на Димыча подействовала угроза. Он беспомощно остановился и принял оборонительную стойку.

Как полководец, движением руки Лысый бросил вперед своих телохранителей. И быть бы на озере безжалостному побоищу с непредсказуемыми последствиями, но из-за ближних зарослей почти без шума выкатился болотного цвета грузовичок с надписью на дверце кабины:

«Министерство геологии РСФСР». Сидевший рядом с шофером человек вылез из кабины и направился к костру. Резиновые сапоги и пропыленная штормовка свидетельствовали о том, что их обладатель не случайный гость в тайге.

Лысый оценил обстановку.

— Хорош, считайте, что вам повезло. Но ты, черномазый, учти, отныне мне крупно задолжал...

Дылда погрозил железякой, и летучая банда, взревев моторами, взмыла по тропинке.

Геолог проводил их цепким взглядом.

— Кажется, мы вовремя, так что прощения за визит не прошу. Где-то здесь наши работают, не подскажешь, отец?

Макар Андреевич откликнулся с охотой:

— Это в Нечаевском логу, первый свороток налево.

Человек поблагодарил и вернулся к машине. Уже с подножки крикнул мальчишкам:

— Один за всех, и все за одного!

Знаменитый мушкетерский девиз был сегодня как нельзя кстати. Но Димыч был явно чем-то обеспокоен.

— Послушай, Сань, ты никаких странностей не обнаружил в этих рокерах?

— Да они все ненормальные...

— Я не о том. Обратил внимание на бугая с голым черепом?

— А что?

— Да так, показалось...

(3) Нечаевский лог. Июнь 1988 года

Там, где еще недавно они выбирали землю для теплиц, стояла буровая вышка. Возле вагончика дружелюбно виляла хвостом рыжая собака. Рабочий таскал в приткнувшийся к вагончику «уазик» деревянные ящики с каменными продолговатыми цилиндрами.

— Керны в лабораторию повезли, — со знанием дела сказал Саня, наблюдая за рабочим, молодым парнем в заношенной солдатской гимнастерке, и пояснил товарищам: — Геологические пробы, значит, проверяют, на какой глубине какая порода залегает.

Парень закончил носить ящики и заметил зрителей. Он напустил на себя строгий вид и замахал рукой, мол, уходите, здесь посторонним нельзя находиться. Но Димыч, как всегда, не оробел, ноги сами понесли его к геологоразведчику. Привыкший к армейской дисциплине, парень оторопел.

— Ты что, пацан, русского языка не понимаешь?

Димыч быстро нашелся:

— А вы ничего не говорили.

— Скажите, пожалуйста, какой непонятливый. Здесь производственный объект, ясно?

— Так точно, — отрапортовал Димыч и улыбнулся: — Разрешите узнать предмет поиска. Золото? Изумруды?

— Ну ты нахал! — изумился геолог. — Вот так просто и открыть тебе государственную тайну? Но если хочешь знать, скажу. Ищем мы, брат, глину...

— Глину? — Димыч был разочарован. — Чего ее искать, она повсюду под ногами.

Парень засмеялся и пошел в вагончик, а Димыч вернулся к товарищам и долго еще бубнил себе

под нос:

— Глину он ищет. Нашел дурачка лапшу вешать.

Безусловно, все они были уверены, что геологоразведка ведет поиск изумрудных сланцев. Но больше всех была уверена в этом Даша, только что узнавшая тайну гранитной пещеры.

В ОТРЯДАХ СОПРОТИВЛЕНИЯ

(1) Париж. Август 1944 года

Удачно напали партизаны на поезд с оккупантами. Так и не выполнил Розерт наказ военного коменданта Парижа. А вскоре фон Шаумбергу драгоценные камни и вовсе не понадобились. Тем же отчаянным народом он был застрелен прямо на улице французской столицы. Эту операцию провели подпольщики под командованием армянина Мисака Манушяна.

Около четырех тысяч советских военнопленных и восточных рабочих сражалось в отрядах французского Сопротивления. Были и чисто русские подразделения, и смешанные формирования.

19 августа 1944 года жители Парижа начали восстание. На помощь им спешила 2-я французская бронетанковая дивизия генерала Леклерка.

Отряд, в котором воевал пулеметчик Макар Воронков, вышибал оккупантов из маленького пригорода, одного из многих, откуда в столицу в мирные времена доставлялась зелень.

Войска фашистского командующего генерала Хольтица с кровью отдавали квартал за кварталом.

Только к вечеру фашисты были изгнаны из предместья, и если бы не ночь, партизаны двинулись бы дальше — велико у каждого было желание расквитаться с бошами, как называли здесь немецких захватчиков.

Наступило затишье, и тут Макар понадобился командованию. Послали его в соседний отряд, в котором были только французы.

Зачем да почему, не спрашивал, у военных людей это не принято. А сам думал: пулеметчик нужен, а он, Макар, автоматическим оружием в совершенстве владеет.

Доставили Воронкова партизаны в старый каменный дом. По скользкой винтовой лестнице поднялись на полутемный чердак. Там свеча горит, освещая лежащего на кровати перевязанного человека: сквозь бинты кровь проступает, глаза прикрыты.

Воронков вгляделся: незнакомы, не встречались вроде никогда. А человек будто проснулся, приподнялся на локтях, его рассматривает и улыбается почему-то. Славный такой француз его лет. И Макар в ответ улыбнулся.

Спрашивает его француз:

— Скажи, тебя не Иваном зовут?

— Нет, — говорит пулеметчик, — Макаром кличут...

Не сразу сообразил, что француз на чистейшем русском языке говорит.

— Прости, что тебя мои ребята побеспокоили. Был бы верующий, священника пригласил, но жизнь сделала атеистом.

Он снова откинулся на подушку и замолк. Оглядывается Макар на своих провожатых и ничего в толк взять не может.

— Русский, что ли?

— Нет, это Жорж Менье, наш командир. Сегодня тяжело ранен при штурме вот этого дома. Здесь эсэсовцы насмерть стояли, едва выкурили, а вот Жоржа не уберегли.

Раненый командир, которому уже ничто не могло помочь, попросил привести к нему любого русского.

Жорж вырвался из беспамятства, встревоженно оглядел серое помещение чердака. Заметив Макара, успокоился, даже повеселел.