Самодержавный попаданец. Петр Освободитель
Шрифт:
Зато здесь, на берегу у острова Юность, стоял «Белый дом». Напротив здание музея, да на берегу памятник покорителям Сибири — там вместо шпиля, прозванного в народе «мечтой импотента», стояла фигура императора, как на старых фотографиях. По Карла Маркса можно было разглядеть драмтеатр Охлопкова — и все, на этом старое знакомство заканчивалось, и начинались полные непонятки.
Вместо стадиона «Труд» высились старинные корпуса и везде транспаранты — «Дашковскому университету 200 лет. 1776–1976». Именно надписи произвели на Петра неизгладимое впечатление.
— Так это Иркутск будущего? Причем не моего!
Петр помотал головой,
Рядом с памятником замерла группа туристов, которым что-то объяснял молодой экскурсовод. И Петр пошел к ним, надеясь хоть как-то разобраться в том, что произошло с Иркутском.
— Видите, господа, княгиня смотрит на памятник императору Петру, которого она боготворила. В ее кабинете есть портрет Петра Федоровича, вы его увидите. Он был написан в Иркутске, когда его величество посетил наш город. Именно император рисовал эскизы зданий, сделал нынешнюю планировку города, а чета Дашковых претворила в жизнь его начертания… — экскурсовод остановился и провел рукою. — И вот, ровно сто лет назад, в вековой юбилей университета, профессура и студенты собрали деньги на этот памятник. На нем, как вы видите, взгляд княгини направлен на монумент императору, который был поставлен десятилетием раньше. Хоть так исполнилась заветная мечта княгини — быть рядом вместе с Петром Федоровичем и любимым мужем!
Петр чуть не присел от услышанного и в полном смятении отошел. В растерянности он посмотрел на лоток, на котором были расставлены книги, и застыл, услышав за спиной легкие шаги.
«Я знаю, кто сейчас подойдет!»
Константинополь
Три собеседника в турецких халатах и фесках сидели, скрестив ноги, на ковре, что был расстелен на шканцах линейного корабля. Утренний кофе для османов дело святое, медный кувшинчик исходил паром, дастархан украшали блюдца с восточными сладостями — шербетом, халвой и прочими, неизвестными европейцам, но только не собравшимся этим ранним утром собеседникам, что вели разговор между собой на чистом английском языке, украсившем бы любое парламентское заседание. Иногда между ними явственно проскальзывали нотки и лондонского кокни.
Интересная была троица — один из них явно принадлежал к высшему свету Туманного Альбиона, с породистым лицом, холеными руками и льдинками высокомерия в прозрачно-голубых глазах. Приставка «сэр» ему более всего соответствовала.
Второй был просмоленным морским волком с изрезанными морщинами лицом. Даже сидя он держал себя прямо, расправив плечи, что вбивается долгими годами нелегкой офицерской службы.
Третий типаж, рыжеволосый, как многие островитяне, вел себя вальяжно, но это и выдавало его с головой — за аристократом стояли поколения благородных предков, а за тем лишь деньги, правда, очень большие.
— Сэр Чарльз обеспокоен развитием русской экспансии в Архипелаге! — «аристократ» вдохнул ароматный запах, шедший из кофейной чашечки, и добавил совсем иное. — Первый год мне не хватало нашего чая, но теперь я не мыслю жизни без арабского кофе.
Сэра Чарльза, близкого к премьер-министру, все трое знали великолепно, а потому не было нужды приводить его титул. Моветон…
— Совершенно с вами согласен, сэр. Кофе есть неизменный атрибут Востока.
— На палубе, джентльмены, я предпочитаю виски. Но шайтан бы побрал этих магометан, мне приходится пить его тайком в каюте! — моряк не стал смаковать кофе, он его просто выхлебнул чуть ли не залпом.
— На Ямайке вы предпочитали ром, кэптэн! А здесь, джентльмены, нам придется пить только кофе! — аристократ чуть раздвинул тонкие губы в усмешке на слове «джентльмены».
— Надеюсь, что русские каперы не нарушат поставки, иначе бизнес может понести ущерб! — купец несколько оживленно пошевелил пальцами и потер ладони. Пристойным манерам его в детстве явно не учили.
— В Чесменской бухте собран мощный флот, что навсегда изгонит русских из Архипелага! — пророкотал моряк. — Два десятка кораблей для того достаточно, так что мои три остались здесь, в столице. Прах раздери этих московитов!
Английские офицеры издавна служили на флоте султана, так что фески на рыжеволосых головах никого не удивляли, как и лающая ругань.
— Вы не правы, кэптэн. Их царь, — аристократ еле выговорил трудное слово, ибо титул императора за русскими властителями он не признавал, — пошел нам на значительные уступки.
— А потому правительство Его Величества помогает московитам перевести корабли сюда из Балтики, — со смешком высказался моряк, — где они вскоре пойдут на морское дно. А сэр Чарльз снова поможет варварам собрать флот, построив его даже на наших верфях, а мы постараемся, чтобы новая эскадра разделила судьбу предшественников…
У аристократа не дрогнул ни один мускул, хотя собеседник попал в точку. Зато купец рассмеялся, потирая руки. Он и уточнил со смехом:
— Русские платят золотом, как можно отказать таким щедрым покупателям?! У них деньги есть — татарам дань прекратили платить!
Аристократ чуть поморщился — политика, конечно, дело грязное, но иной раз нельзя называть кошку кошкой. Да и крымские татары вызывали у него не меньшую брезгливость, чем их северные враги.
И османы — варвары, если взглянуть на них пристально. Раскинувшийся перед их глазами огромный город до сих пор именовали Константинополем, не признавая турецкого Стамбула. Даже главная мечеть Айя-София перестроена из греческого храма, только минареты по углам поставили.
В обратную сторону англичане не смотрели, не очень приятно, когда слепит глаза восходящее на востоке солнце. Лучше уж любоваться городом и гаванью, забитой сотнями судов — торговля всегда приносила прибыль, это на Острове все усвоили с незапамятных времен.
Иркутск
— Я пришел попрощаться с вами, княгиня! — высокий офицер склонился над узкой ладошкой и чуть коснулся ее губами. Сильное тело, мышцы, распирающие темно-зеленый мундир сибирских стрелков, широкие плечи, на которых серебрились густые майорские эполеты, высокий лоб мыслителя.
Екатерина Дашкова улыбнулась — ей нравилась уверенность Григория Потемкина, он был красив истинно мужской красотой. И даже черная повязка, что прикрывала потерянный в злосчастном мятеже глаз, совсем не портила впечатление, наоборот, придавала молодому офицеру самый загадочный вид. Этим он и пользовался весьма беззастенчиво у местных дам — успех имел просто невероятный. Только от венца Гименея шарахался, как грешник от раскаленной сковородки.