Самое главное приключение
Шрифт:
Оставшись в одиночестве, ученый вернулся к открытому окну. Его охватила весенняя лихорадка. Работа, приборы, заспиртованные образцы казались оскорблением природы. Он с удовольствием подставил лицо под теплое дыхание ветерка, созерцая искрящуюся голубизну и серебро бухты. Воспоминания о прожитых годах насыщенной жизни свободно скользили в его сознании, мысли уносились в будущее, обещавшее немало великих свершений…
Со школьных лет он был одержим мечтой обнаружить сокрытый источник жизни и раскрыть его тайну. Создать жизнь или хотя бы контролировать и направлять жизнь уже созданную — вот в чем состояла величайшая задача. Позднее, систематически изучая биологию, он осознал полную безнадежность прямого наступления. Не тратя время зря, он направил свои усилия на предметы
Путь его был на первых порах труден и извилист. В школе и колледже бедность заставляла Лейна тяжело трудиться: он рано сделался умен не по летам. С абсолютной ясностью он понял, что свобода от денежных затруднений является первым условием истинно творческого научного труда. Призрак бедности постоянно преследовал его. не позволяя сосредоточиться на какой-либо по-настоящему важной теме. Поэтому на второй год учебы в колледже он решил на время отказаться от своих мечтаний и начать делать деньги. К немалому огорчению своих наставников, он внезапно оставил медицину и ринулся в геологию.
Новый предмет увлек его. Многое в геологии касалось если не сегодняшней жизни, то истории жизни в прошлом. Он вложил все свои таланты и энергию в учебу, досконально изучил строение угольных и нефтеносных формаций и с легкостью получил на выпускных экзаменах высшие баллы на курсе.
Ему исполнилось двадцать лет. На следующий день после окончания колледжа он нанялся помощником кочегара на пароход, отплывавший в Китай. Прибыв туда и не зная ни слова по-китайски, Лейн смело направился во внутренние области страны.
Дальнейшая карьера Лейна считалась в горной инженерии одной из классических. Восемнадцать месяцев спустя он обнаружил богатейший в исто-рин угледобычи антрацитовый пласт. Более того, ему удалось заключить с правительством Китая определенные концессионные соглашения, благодаря которым он вполне мог стать одним из сотни самых состоятельных белых людей на планете. Ему требовалось лишь оставаться в Китае и развивать дело. Деньги текли бы к нему буквально рекой.
И тогда-то Лейн показал, из какого был слеплен теста. Не желая превращаться в машину для добывания денег, он передал все свои права британской компании. Не прошло и шести недель, как он уступил свою долю за десять миллионов долларов наличными. Обыкновенная деловая смекалка могла бы принести ему в будущем до сотни миллионов. Но он не мог позволить себе тратить время на зарабатывание денег. Лучшие годы жизни протекали сквозь пальцы, а он все еще был недостаточно образован для намеченной работы.
Болтаясь в Шанхае в ожидании подписания сделки, он познакомился с англичанкой, ставшей его женой и на протяжении восьми лет составлявшей его безупречное семейное счастье.
Лейн вложил свои средства в государственные ценные бумаги, забыл и думать о них и уехал с женой в Вену, где завершил медицинское образование. После он оставил жену и малютку-дочь у своей матери и взял годичный отпуск, который провел с полудюжиной друзей на охоте за окаменелостями в южных областях Патагонии.
Окаменелости вновь пробудили в нем интерес к чистой биологии. Вернувшись к цивилизации, он опять отправился с женой в Европу. Здесь он два года проходил практику в лучших центрах биологических исследований. В двадцать семь лет, по возвращении в Америку, он почувствовал, что наконец готов к полезному труду.
Решительно отставив в сторону фантастические надежды на открытие источника жизни, он сконцентрировал усилия на сложных вопросах развития клеток. Постепенно и естественно Лейн перешел к исследованию раковых заболеваний, чем и занимался последние лет десять. Он мало что публиковал,
С исключительной беспристрастностью Лейн отгораживался от любых спекулятивных теорий. Он не следовал ни за Дришем, ни за Лёбом [1] . Одна партия философствовала, не экспериментируя, другая слепо погрузилась в бессмысленные эксперименты и удовлетворялась смутными отсылками к электричеству как возможному источнику жизни. Глубокомысленные и интригующие технические термины, подобные «полярности» или «гелиотропизму», оставляли его равнодушным: с поверхностной точки зрения, они как будто объясняли многие явления, но на самом деле не объясняли ничего, указывая лишь на пристрастие их авторов к тем или иным пышным названиям. Может, это и был первый шаг, но не более. Учитывая быструю смену веяний моды в науке и приток гениальных умов в биологию, вполне возможно, что лет через десять «полярность» заменит какой-нибудь новый и такой же неопределенный фетиш. Покамест же он, Лейн, будет сохранять нейтралитет.
1
X.Дриш (1867–1941) — немецкий биолог, эмбриолог, создатель нео-виталистской философской доктрины энтелехии, Ж. Лёб (1859–1924) — немецко-американский биолог, физиолог, лидер механистического направления в зоопсихолоогии (Здесь и далее прим перев).
Дверь тихо приоткрылась и в кабинете снова появилась Эдит.
— О, ты не занят, — сказала она. — Тогда я его приведу.
— Кого?
Но Эдит уже исчезла. Вскоре она вернулась и ввела в кабинет седобородого незнакомца, смахивавшего на моряка. Тот нёс под мышкой просмоленный ящичек длиной около четырех футов, шириной и высотой в десять дюймов.
— Это капитан Андерсон, — сказала Эдит. — Он настойчиво просил позволить ему самому показать тебе находку.
— Рад знакомству, капитан, — сказал доктор, шагнув вперед и пожав руку гостя. — Не желаете ли присесть?
— Сперва посмотрите улов.
Капитан Андерсон извлек громадный складной нож и принялся методично поддевать им крышку ящика. На стол и на пол посыпались кристаллы каменной соли. Но беспорядок, казалось, ничуть не смутил капитана. Как видно, он свято верил в успокоительное действие своего засоленного чудовища, чем бы оно ни было.
Наконец крышка была снята: ровный слой соли так и манил к себе сложенную горстью ладонь. Капитан использовал обе руки. Затем, наклонившись, он поднял мертвого монстра за то, что служило существу шеей, энергично потряс его, стряхивая прилипшие кристаллы соли, и самодовольно осведомился:
— Ну разве не красавчик?
Эдит, привыкшая к виду самых разнообразных уродцев природы, невольно ахнула и не сумела подавить дрожь отвращения. Лейн глядел, как зачарованный.
— Господи Боже! — воскликнул он. — Что это? Птица или рептилия?
Доктор и Эдит замерли перед засушенным чудовищем капитана Андерсона. Удивительное безобразие организма, не похожего ни на одно известное науке животное, приковало их к месту и наполнило каким-то извращенным восхищением. Не птица, не рептилия и не рыба. Невероятный гибрид всех их вместе. Змеевидное, покрытое плотными чешуйками тело никак не соответствовало крыльям с короткими щетинистыми перьями, напоминавшим крылья летучей мыши; громадный клюв с ороговевшими губами, обнажавшими в яростной гримасе острые желтые зубы, отрицал всякую принадлежность монстра к птицам. К сморщенным бокам прижимались две ящероподобные лапы с уродливыми когтями; с одной из них все еще свисала высохшая кожа последней рыбы, съеденной неведомым существом.