Самое ужасное путешествие
Шрифт:
Этот день выдался такой же тёплый и влажный, даже ещё более влажный, чем предыдущие. Температура +35,5° [+2 °C], наши спальные мешки походят на губки. Гигантские сугробы занесли всё вокруг, в том числе почти целиком палатки, защитные стенки для лошадей, сани… Время от времени мы проделываем в снегу ходы, откапываем несчастных пони и вытаскиваем их на поверхность.
«Отныне наш полный рацион будет состоять из 16 унций галет, 12 унций пеммикана, 2 унций масла, 0,57 унции какао, 3 унций сахара и 0,86 унции чая. Это высотный рацион, всего 34,43 унции с добавлением сушёного лука в порошке и соли. Я всей душой за, но старшина Эванс и многие другие сожалеют об утрате шоколада, изюма и каш. В первую неделю прохождения ледника по галете из каждой порции отойдут в пользу Мирза — на обратную дорогу. Моторная партия заложила в склады слишком много из своих продуктов, а Мирз пошёл дальше,
208
Мой дневник.
Теперь уже, лежи не лежи в спальнике, сон бежит от нас.
Обычно пурги длятся не более трёх дней, и все возлагали большие надежды на пятницу 8 декабря. Но в 10 часов утра, во время завтрака (постепенно мы втягивались в режим с дневными переходами) по-прежнему дул ветер и шёл снег. Температура поднялась до +34 [+1,3 °C]. Этот показатель и те, что записал Мирз на пути домой, были рекордными для внутренних районов Барьера. Но +34° или +40° — какая, собственно, разница? В то утро всё казалось очень мрачным.
В полдень блеснул луч надежды. Ветер упал, и мы немедленно вынырнули наружу, непрестанно погружаясь в мягкий пушистый снег по колено, а то и глубже. Сначала отгребли снег от палаток, действуя лопатой с большой осторожностью, чтобы не порвать борта. Они закованы в толстый слой льда, намёрзший из талой воды. Затем отыскали сани, погребённые под четырёхфутовым слоем снега, вытащили их и выжали воду изо всех вещей. Тут было выглянуло солнце, однако вскоре его затянули облака, нахмурилось… Тем не менее мы решили попытать счастья. Четверо лыжников сдвинули с места сани с четырьмя людьми на них. Хотели запрячь Нобби, но он увяз по самое брюхо. Что же касается снежных заносов, то об их величине красноречиво говорит тот факт, что у Отса, стоявшего за сугробом, виднелась только голова. Снег рассыпчатый, рыхлый.
«Мы выпили чаю и уселись кружком — всё лучше, чем лежать в спальниках. Мне не верится, что пони смогут тянуть сани, но Титус уверен, что завтра дело пойдёт на лад. Кормить их больше нечем, они и сегодня-то питались остатками вчерашнего пайка. Ужасный конец — дотянуть до голодной смерти, а затем быть убитыми. Бедняги! Я поменялся с Райтом книгами: ему дал „Маленького священника“, а взамен получил „Ад“ Данте» [209] .
Когда мы ложились спать, валивший без устали снег действовал на нервы, но температура упала ниже точки замерзания.
209
Там же.
Наутро (суббота, 9 декабря) встали в 5.30 утра. Пасмурно, идёт снег. В 8.30 кое-как выкатили сани из лагеря и начали выводить пони.
«Лошади передвигались с трудом, проваливались по самое брюхо и наконец залегли. Пришлось бить их, поднимать силой. Ужасная жестокость!» [210]
Помню, как в тот день мы прокладывали путь: мы с Боуэрсом тащим легко нагружённые сани, пробиваемся сквозь белую туманную стену. Первые сани, запряжённые лошадью, подталкивают все вместе, гурьбой, помогая бедняжке выкарабкаться из снежной топи, в которой он вязнет. Вслед за первыми санями погнали остальные, и когда весь конный отряд пришёл в движение, партия возчиков вернулась в лагерь за своим грузом. Среди нас не было ни одного, кто бы по своей воле причинил страдание живому существу. Но что нам оставалось делать — не могли же мы заложить склад с кониной на этой топи! Час за часом мы брели по рыхлому снегу, не решаясь даже остановиться на ленч, ибо понимали, что второй раз нам не стронуться с места. Мы пересекли несколько крупных валов сжатия и неожиданно оказались в их окружении, затем, резко поднявшись вверх, увидели справа от себя ту самую глубокую расселину, а впереди — обрыв льда, подвергшегося чудовищному давлению {119} . Скотт, естественно,
210
Там же.
Не знаю, сколько времени мы шли, с тех пор как Скотт повёл отряд вдоль расселины. Пересекли её, скорее всего, после крутого спуска с твёрдым льдом под слоем снега. Теперь за спиной ясно просматривалось кольцо сжатия. Уже собирались заложить склад в этом месте, но пони ещё передвигали ноги, правда с трудом, понукаемые нами. Скотт приказал идти до утра, пока они идут, и они вели себя героически. Казалось, при таких условиях они и мили не сделают, а они с муками шли одиннадцать часов подряд без длительной остановки и покрыли расстояние, по нашему мнению, миль в семь. К сожалению, одометры, забитые рыхлым снегом, не действовали, и впоследствии мы подсчитали, что они всё же прошли не так много, вероятно, не больше пяти миль. В двух милях от снежных заносов, затопивших Ворота, наконец стали лагерем.
Теперь можно и отдохнуть! И какое счастье, что не надо больше подгонять этих измученных пони. Настал час, когда им суждено успокоиться навеки. Это было ужасно. Лагерю дали название Бойня.
Отс подошёл к Скотту, стоявшему в тени горы Хоп. «Ну, Титус, поздравляю», — сказал Уилсон. «А я вас благодарю», сказал Скотт.
Так закончился барьерный этап нашего путешествия.
ГЛАВА X. ПУТЕШЕСТВИЕ К ПОЛЮСУ (продолжение)
Южный поход должен выполнять основную задачу экспедиции… Не следует закрывать глаза на то, что научная общественность, равно как и широкие круги публики, будет судить о результатах научной работы экспедиции в зависимости от того, выполнила ли она свою главную задачу. Если да, то перед ней откроются все дороги, её работа будет изучена с должным вниманием. Если же нет, то даже самые блестящие результаты могут остаться незамеченными или забудутся, во всяком случае на время{120}.
2. ЛЕДНИК БИРДМОРА
Пони протащили двадцать четыре недельных рациона провианта на четверых от подножия ледника приблизительно на пять миль вверх по течению, но мы всё равно выбились из графика. Уже несколько дней мы пользовались высотным рационом, то есть провизией, которую по плану не следовало трогать до закладки Ледникового склада, а до намеченного местонахождения склада оставался ещё день пути. Повинна в том, конечно, была пурга, но кто мог ожидать её в декабре, одном из двух самых спокойных месяцев в Антарктике? Ещё более серьёзным препятствием явился рыхлый свежевыпавший снег, словно пухом прикрывший всю землю, в котором мы обычно тонули по колено, а сани зарывались до перекладин, бороздивших сугробы. Шеклтону благоприятствовала ясная погода, в низовьях ледника он нашёл лёд без снега{121}, Скотт же справедливо сетовал на то, что ему не повезло. Десятого декабря мы лишь к полудню закончили все приготовления к тому, чтобы дальше своими силами везти сани.
Здесь мы оставили конину для людей и собак, трое десятифутовых саней, одни двенадцатифутовые и огромное количество одежды и конской сбруи. Для начала образовали три упряжки по четыре человека — на долю каждой приходилось около 500 фунтов груза — в таком составе:
1 — Скотт, Уилсон, Отс, старшина Эванс;
2 — лейтенант Эванс, Аткинсон, Райт, Лэшли;
3 — Боуэрс, Черри-Гаррард, Крин, Кэохэйн.
Вторая упряжка уже тянула сани несколько дней, причём двое — лейтенант Эванс и Лэшли — ещё с тех пор, как в Угловом лагере вышли из строя вторые моторные сани; естественно, она была слабее остальных. Кроме этих трёх саней, 600 фунтов груза и 200 фунтов провианта для Нижнего ледникового склада везли две собачьи упряжки, проявившие себя как нельзя лучше. Складывалось впечатление, что Амундсен правильно выбрал средство передвижения{122}.