Самое ужасное путешествие
Шрифт:
Тринадцатого декабря
«сани уходили в снег более чем на 12 дюймов, тяжёлая поклажа пригвоздила их к месту, да и поперечные перекладины служили своеобразными тормозами. Сани кидало из стороны в сторону, то и дело приходилось снимать лыжи и выравнивать их, но это ничто по сравнению с теми нечеловеческими усилиями, которые мы прилагали, напрягая все мускулы и нервы, лишь бы не дать злосчастным саням с грузом остановиться; и всё же они застревали, и мы снова изо всей мочи старались столкнуть их с мёртвой точки. До полудня прошли, наверное, с полмили. Все надеялись, что во второй половине дня поверхность улучшится, но испытали жестокое разочарование. Тэдди (Эванс) за полчаса до выхода отправился прокладывать лыжню, а капитан Скотт целый час прилаживал запасные полозья ко днищу саней, чтобы помешать поперечинам бороздить снег. Приходилось часто останавливаться и счищать с разогревающихся при такой температуре полозьев липкий талый снег, который иначе смёрзся бы в ледяные комья и превратился в подобие наждака или шипов на коньках. Выходя со стоянки, мы, памятуя об утренних достижениях, ещё питали какие-то иллюзии, но очень скоро им суждено было развеяться: мы застряли в десяти ярдах от лагеря и девять часов спустя находились всего лишь в полумиле от него. Я никогда не
Я видел, как Тэдди пробился вперёд, за ним — Скотт, нам же было труднее всех, так как упряжка перед нами разворотила подъём, а я из-за слепоты не мог выбрать иного пути.
На этот раз мы действительно выбились из сил и наконец решили сдаться и дальше двигаться челночным способом.
Груз разделили пополам, одну половину везли приблизительно на милю вперёд, там оставляли и возвращались за второй. Моя команда настолько вымоталась, что и половину груза тащила с трудом. Упряжка Тэдди также перешла на челнок, Скотт же ещё держался, и тем не менее мы, трижды пройдя расстояние до места стоянки, достигли его почти одновременно с ним. Гора Киффин по-прежнему виднелась впереди слева, и казалось, нам никогда до неё не добраться.
Утром Скотт сказал, что если везти весь груз трудно, то надо полностью переходить на челночный способ. Мрачноватая перспектива после такого напряжённого дня накануне» [217] .
217
Боуэрс.
В те дни мы обливались потом, хотя шли только в нательных фуфайках и ветрозащитных брюках. А едва останавливались, как немедленно замерзали. Во время ленча показались два поморника, может быть привлечённые лежавшей у начала подъёма кониной, хотя от моря до неё было очень далеко. В четверг 14 декабря Скотт записал:
«Я ночью долго не спал, отчасти от несварения желудка, отчасти от сырой на мне одежды.
К этому прибавились сильные судороги от чрезмерной мышечной работы. Губы у нас потрескались. Глазам, слава Богу, лучше. Мы собираемся в путь с не очень-то блестящими надеждами» [218] .
218
«Последняя экспедиция Р. Скотта», с. 322.
И всё же этот день оказался намного удачнее.
«Достигнув середины ледника, мы старались держать курс более или менее на Клаудмейкер, к ужину оставили довольно далеко позади гору Киффин, пройдя, таким образом, 11 и 12 уставных миль и набрав 2000 футов высоты. Но самый обнадёживающий признак — то, что постепенно синий лёд подходит всё ближе к поверхности. Ко времени ленча он лежал на глубине двух футов, а к ужину — лишь одного {124} . Ставя палатку, Крин провалился в трещину, проходившую всего в одном футе от входа, и такая же была у порога палатки Скотта. Мы бросили в неё пустую банку из-под керосина, и эхо звучало страшно долго» [219] .
219
Мой дневник.
Всё утро 15 декабря мы пересекали одну за другой трещины, правда, прикрытые надёжными снежными мостами. Вероятно, все низовья ледника густо изрезаны, но толстый снежный покров и лыжи спасли нас от падения в трещины. К сожалению, между упряжками возникло соперничество, наверное неизбежное в таких условиях. Вот, например, запись из дневника Боуэрса:
«Хорошо рванули вперёд на лыжах, оставив Скотта плестись сзади, и догнали в конце концов команду, которая вышла раньше нас. Всё утро сохраняли этот равномерный напористый шаг, доставлявший большое удовольствие».
В тот же день Скотт записал:
«Команда Эванса, безусловно, самая медлительная, хотя и Боуэрс движется ненамного быстрее. Мы без труда догоняем и перегоняем любую из них».
Упряжка Боуэрса была о себе очень высокого мнения, но и остальные две не сомневались в своём превосходстве. На самом деле быстрее всех шёл Скотт со своими спутниками, как и следовало ожидать, — его команда была, несомненно, самой сильной.
«С самого утра очень сумрачно, но после ленча видимость ещё ухудшилась, а около 5 часов вечера повалил снег, настолько густой, что вообще ничего не стало видно. Мы ещё час шли вперёд, ориентируясь по направлению ветра и застругам, после чего Скотт, очень неохотно, поставил лагерь. Сейчас погода получше. Поверхность гораздо твёрже, лучше выметена ветрами, лёд, как правило, залегает на глубине всего лишь шести дюймов. Мы уже поговариваем о Рождестве. Все эти дни нас мучила жажда — так было тепло; мы ещё вспомним об этом, когда холод проникнет в открытые поры, обожжённые солнцем руки и потрескавшиеся губы. Сегодня залеплял поражённые места пластырем. Распорядок дня такой: 5.30 — подъём, 1 час дня — ленч, 7 часов — остановка на ночлег, спим без малого восемь часов, а могли бы проспать полдня — так смертельно устаём.
Идём приблизительно по девять с половиной часов. Чай во время ленча — просто дар Божий. Мы заметно поднялись в южном направлении, находимся на высоте около 2500 футов, на 84°8' ю. ш.» [220] .
220
Там же.
На следующий день, 16 декабря, Боуэрс записал:
«Сделали по-настоящему хороший дневной переход, только под самый вечер идти стало труднее. С утра мои сани немного отставали и расстояние между нами и Скоттом непрестанно увеличивалось. Я знаю, что обычно иду с ним вровень, здесь же отставал так сильно, что через два часа после старта оказался на несколько сот ярдов позади. Челнок, к которому я уже собирался прибегнуть, тоже ничего не дал бы: когда мы догадались осмотреть полозья саней, то сразу поняли,
221
Боуэрс.
«Надо спешить, сколько хватит сил, ибо мы уже на шесть дней запоздали против Шеклтона, всё из-за той злополучной бури. Нам пока не встречались трещины, каких я ожидал; собаки отлично дошли бы сюда» [222] {125} .
«С утра сделали более пяти миль; на ленч устроились в виду большой зоны сжатия. Покончив с едой, какое-то время шли вниз, затем поднимались по очень неровной поверхности. Продирались по ней до 4.30, но тут лыжи стали совсем ни к чему, пришлось их снять и положить на сани, а дальше идти пешими. Ноги немедленно начали проваливаться: один шаг делаешь по голубому льду, следующий — на два фута погружаясь в снег. Очень тяжело идти. Зона сжатия впереди, похоже, тянется вправо к большому леднику, за ледником Келти на востоке, поэтому мы переменили курс и пошли, ориентируясь на небольшой крутой выступ, находящийся у подножия Клаудмейкера, приблизительно перед последней третью всего расстояния от нас до него. Предполагали стать лагерем в шесть, но шли до половины седьмого, последние полтора часа по участку сильного сжатия льда, пересечённому вдоль и поперёк ледяными волнами разной величины и сотнями трещин, которые, как правило, кто-нибудь успевал заметить. Остановились посреди зоны сжатия, где с трудом нашли свободное от трещин место для палатки. Довольно далеко за нами остался ледник Келти, представляющий собой беспорядочное нагромождение огромных глыб льда. Впереди вдали тянется длинный ряд ледопадов, и я думаю, что завтра у нас будет очень трудный день на этом хаотичном ледяном поле, которое кажется необозримым. Идти же ближе к берегу нельзя — мешают северные отроги Клаудмейкера, красивой горы, возвышающейся над нами чуть ли не вертикально» [223] .
222
«Последняя экспедиция Р. Скотта», с. 324
223
Мой дневник.
«Воскресенье, 17 декабря. Прошли почти 11 миль. Температура +12,5° [-10,8 °C], высота 3500 футов. День был очень беспокойный, утренний переход сильно напоминал аттракцион „русские горы“ в парке Эрлз-Корт. Сначала мы пошли напрямик к участку сжатия, а оттуда — к горбатой скале у подножия Клаудмейкера. Взбираться на гребни волн очень трудно, часто приходится останавливаться и вытягивать застрявшие сани; держаться заданного курса можно лишь одним способом — обходя непреодолимые препятствия, то есть двигаясь зигзагами. Зато спускаемся на другую сторону так, что дух захватывает: для этого достаточно выпрямить сани, слегка подтолкнуть сзади — и вот они уже мчатся вниз во весь опор, на очень крутых склонах отрываясь иногда от земли, а мы стараемся притормаживать, удерживая натянутые упряжные верёвки.
Бывает, что, не в силах сдержать сани, бросаемся на них поверх клади и съезжаем с такой скоростью, что только ветер свистит в ушах. После трёх часов такого пути местность немного выровнялась, мы вскарабкались на гребень волны и вдоль него по голубому льду взяли на юг; справа от нас огромный ледяной вал, возникший, по-моему, из-за напора ледника Келти. Затем поднялись по склону, заснеженному, в трещинах, и перед очередным валом поставили лагерь; прошли за день около пяти миль» [224] .
224
Мой дневник.
«Днём шли по твёрдой поверхности. Скотт сразу же развил большую скорость, Тэдди (Эванс) и я поспешили за ним. Но что-то не заладилось то ли с моей командой, то ли с санями — поначалу мы сохраняли такой темп, лишь прилагая отчаянные усилия. Держались, однако, но с большой радостью услышали команду Скотта, объявившего через два с половиной часа отдых. Я переделал упряжь, снова поставил себя и Черри на длинный повод, от которого утром было отказался. Мы оба еле переводили дух и чувствовали себя выжатыми, как лимон. Изменения пошли на пользу, и остальная часть дневного перехода доставляла удовольствие, а не муки. Закончили мы его на поле голубого волнистого льда, где гребни наподобие ножей перемежались снежниками. Вот на таком маленьком снежничке, посреди ледяного моря {126} со светло-голубой зыбью, на высоте 3600 футов стоит наш лагерь. Клаудмейкер миновали, а это означает, что мы одолели половину подъёма на ледник» [225] .
225
Боуэрс.
За день прошли 12,5 мили (уставной).
Ледник Бирдмора в два раза больше ледника Маласпина на Аляске, считавшегося самым крупным в мире, пока Шеклтон не открыл Бирдмор{127}. Тем, кто знает ледник Феррара, Бирдмор кажется некрасивым, но на меня он произвёл сильное впечатление прежде всего своими размерами. По сравнению с ним бледнеет всё, что его окружает: и огромные впадающие в него ледники, и беспорядочные нагромождения ледопадов, которые в другом месте вызывали бы восхищение, но остаются незамеченными здесь, на огромном ледяном поле, местами простирающемся на 40 миль от края до края. Только прибегнув к помощи теодолита, мы поняли, как высоки окружающие горы: одна, судя по нашим оценкам, достигала свыше 20 тысяч футов, многие другие были не намного ниже. При малейшей возможности лейтенант Эванс и Боуэрс занимались картографической съёмкой местности, Уилсон же делал зарисовки, сидя на санях или спальном мешке.