Самое время для новой жизни
Шрифт:
Мы все удалились в другую часть гостиной, расположились позади камер, и интервью началось.
После короткого предисловия Салли сказала:
– Вы пропали почти семь дней назад. Где вы были?
Джек улыбнулся:
– Прежде всего, пропал я только три дня назад. А до этого отдыхал с друзьями.
– В этом доме?
– Совершенно верно.
– Но вы никому не сообщили.
– Предпочел не оповещать прессу, если вы об этом.
Занятно видеть Джека в свете прожекторов, под прицелом камер. Кажется, ничего не меняется, но улыбка делается лучезарнее, осанка величественнее. Нет, он не становится другим
Мы обсуждали, сознаваться ли Джеку публично насчет кокаина или просто, как делали многие знаменитости, заявить о весьма распространенном пристрастии к обезболивающим. И заключили, что отрицать кокаин бессмысленно, слишком уж здорово Джек засветился, будучи под кайфом.
– Лучше во всем сознаться и забыть об этом, – сказал Джек. – У шоу-бизнеса короткая память, знаете ли. К тому же существует своего рода протокол поведения в подобных ситуациях, кинокомпании и пресса ожидают, что ты будешь его соблюдать. Проступок, признание и, самое главное, раскаяние. Пока играешь свою роль, имеешь возможность все искупить, а начнешь импровизировать – столько дерьма выльется на твою голову…
Продумывал ли Джек, что скажет в интервью, не знаю, но представление отыграл блестяще. Спокойный, уверенный, он, однако, не дерзил и, оправдываясь, не просил сочувствия. Перед зрителями предстал присмиревший, рассудительный Джек Шоу, готовый возместить причиненный ущерб и продолжить работу с того самого места, где бросил, с новым усердием и прозрачными намерениями. Я надеялся, что все сказанное – правда, что Джек не просто играет очередную роль, и в то же время думал, а есть ли для него и ему подобных разница.
– Многие связывают ваше исчезновение с наркотиками. Насколько это верно?
– Отчасти. Но дело не только в наркотиках. Были у меня кой-какие проблемы, но не было времени с ними разобраться – слишком много работы. Пришлось это время найти.
– Но вы принимали наркотики? – не унималась Салли.
– Да, кокаин, – просто ответил Джек.
– А теперь?
– Никогда больше не притронусь.
– Можете рассказать нам, как всего за несколько дней вы побороли столь серьезную зависимость?
– Поборол ли, не знаю. Скажу так: мой организм очистился, я избавился от тяги к кокаину и – спасибо моим друзьям – всерьез намерен отказаться от наркотиков.
– Вы упомянули друзей, – Салли подалась вперед, как делает Барбара Уолтерс. – Ходят слухи, что им пришлось похитить вас. Прокомментируйте, пожалуйста.
Джек рассмеялся:
– Такого я не слышал. В самом деле говорят о похищении?
Он произнес это так же легко, как заявил об отказе от наркотиков. Джек врал столь непринужденно, что даже я на секунду поверил и, не в силах уже отличить правду в его словах от лжи, встревожился. Еще поговорили – Джек вешал Салли лапшу на уши, а она все кушала, – но минут через десять он уже казался усталым и рассеянным. Салли поняла, что Джеку надоело, и интервью закончилось. Оператор вышел на улицу поснимать горы и дом для вставных кадров, Джек с усталой улыбкой откинулся на спинку дивана, спросил:
– Когда пустите в эфир?
– Смонтируем прямо в фургоне! – Щеки
– Остальные с ума сойдут, – Линдси выглянула в окно.
– Знаю, – Салли не скрывала удовлетворения. – Будут брать дом штурмом. – Она повернулась к Джеку. – Помните, вы дали слово не общаться с другими телекомпаниями до вечерних новостей.
Джек поднял голову, посмотрел на нее:
– Мне и одного раза хватило. Уж не обижайтесь.
– Не обижаюсь.
Салли встала, пожала Джеку руку, с триумфальной улыбкой удалилась в фургон работать над сюжетом. Я сел рядом с Джеком, он задумчиво потягивал колу и казался утомленным.
– Итак, – сказал я. – Ты вошел в роль или это был настоящий ты?
– Это настоящий я вошел в роль.
– То есть?
– Истинно великий актер должен убедить не только аудиторию, – процитировал Джек, вставая и потягиваясь, – но и самого себя.
И улыбнулся мне.
– Глубоко.
– Может быть, несколько патетично, – Джек отставил жестянку из-под колы и направился к лестнице. – Но, верите ли, в самом деле работает.
– Тяжело, должно быть, – я говорил искренне, – не видеть границы между реальностью и собственной брехней.
– Я вижу границу, – возразил Джек. – Только она все время сдвигается.
– И как ты с этим справляешься?
– Наркотики.
Мы рассмеялись.
– Господи, я труп, – Джек взялся за перила. – Пойду придавлю подушку.
– Не будешь смотреть себя по телевизору?
– Не-а, – Джек зевнул и начал подниматься по лестнице. – Видеть не могу этого парня.
Дон заехал попрощаться, но не стал ждать пробуждения Джека, чтобы познакомиться, – слишком спешил.
– Возвращаюсь на Манхэттен, – он дал нам с Чаком по визитке. – Звякните, когда вернетесь, выпьем чего-нибудь или, может, мяч погоняем.
Мы и в самом деле ему понравились, подумалось мне, и у него, наверное, не слишком много друзей при таком-то роде занятий. Я попытался вспомнить последнего, с кем подружился, будучи взрослым, – не смог. Пара коллег из “Эсквайра” не в счет. После тридцати друзья как костная масса: что накопил, начинаешь терять, а восполняешь редко. Я сказал Дону – буду на связи, и сказал не из вежливости. Он пожал нам с Чаком руки, коротко обнял Линдси и Элисон, порадовался, как удачно все разрешилось, – может, и преждевременно, подумал я, но все равно было приятно. Элисон проводила Дона до двери, он остановился, посмотрел на нее – явно хотел сказать еще что-то или что-то особенное. Очевидно, он испытывал к Элисон не просто мимолетный интерес, как я и подозревал. Дон колебался, уже открыл рот, закрыл, а потом сказал только:
– Увидимся.
– Спасибо тебе за все, – поблагодарила Элисон.
Дон отмахнулся.
– Я позвоню в ближайшее время, хорошо? – он не смотрел в глаза. – Узнать, чем дело закончилось.
– Ладно.
– Ну все, – и он вышел на крыльцо.
– По-моему, ты ему понравилась, – заметила Линдси.
– Он просто хороший парень, – Элисон закрыла дверь.
– А что, ты не можешь понравиться хорошему парню? – не унималась Линдси.
– Отстань.
– Он и в самом деле хороший, – я вовсе не желал досадить Элисон, я и правда так думал.