Самолет уходит в ночь

Молодчий Александр Игнатьевич

— Как же так?! А пятьсот килограммов?! Тут уже я не выдержал и ответил:

— Увеличение бомбовой нагрузки предлагаем за счет уменьшения количества горючего. Куликов продолжал:

— Того горючего, которое мы возим про запас. А зачем оно, к примеру, при полете на ближние цели? Это же бесполезный груз!..

— На каждый полет нужно точно рассчитывать необходимый запас горючего, — включился в разговор я, — а мы заливаем, его на глазок. Тогда и будем больше поднимать бомб. Это и есть полезная нагрузка на самолет.

Теперь все стало ясным и доказательств больше не требовалось. Один только не унимался:

— А что, если откажет мотор на разбеге или после отрыва самолета от земли, тогда что?

На

это Куликов, наш спокойный, выдержанный Серега, неожиданно бросил:

— То же, что и обычно. Будет взрыв. А у болтуна — языка как не бывало.

Все засмеялись. Наше предложение по увеличению бомбовой нагрузки было принято, всеми одобрено. И решением командира полка принято к исполнению.

Обобщая сказанное нами, подполковник Микрюков давал советы, как лучше действовать. Затем с помощью макетов мы отрабатывали различные варианты выхода на цель, всевозможные приемы воздушного боя с вражескими истребителями.

Особое внимание во время — такой учебы уделялось новичкам, тем, что недавно прибыли в часть, но уже сделали по одному-два боевых вылета. Их учили воевать серьезно, рассудительно, без лихачества. Молодежи уделяли внимание все: от командира полка до рядового — опытного летчика. И это естественно — война ведь требовала все новых и новых людских резервов. Она забирала людей и технику ежедневно. Помня о погибших, мы много занимались с молодежью, учили не рисковать напрасно собой и машиной, воевать хладнокровно, бить врага только наверняка. Готовили надежную замену погибшим друзьям, а может, и себе...

Разные прибывали к нам люди. Одни быстро осваивались, другим это удавалось труднее. Но мы уже имели опыт обучения новичков. В большинстве случаев такая учеба проходила почти без потерь самолетов и людей. После аэродромных полетов днем и ночью, в облаках, при свете прожекторов (кстати, летать «в прожекторах» очень непросто; известны случаи, когда неопытные ребята, попав в их лучи, теряли пространственное положение самолета и гибли) мы посылали молодых летчиков с опытными штурманами или, наоборот, не имеющих опыта штурманов — с бывалыми летчиками. Вначале на цели, слабо защищенные зенитной артиллерией, с малым количеством прожекторов. Затем постепенно усложняли задания. Это приносило желаемый результат: новички быстро осваивались, становились полноправными членами дружной семьи авиаторов, ничем не отличаясь от «стариков».

В одной из групп новичков особенно выделялся Владимир Робуль — невысокий, смуглолицый, с веселыми искорками в черных цыганских глазах. Он быстрее других за короткий срок догнал, а некоторых «стариков» даже обогнал по количеству боевых вылетов. Он за два года двести три раза поднимал свой самолет в небо и возвращался победителем. Поднялся Володя Робуль в воздух и в двести четвертый раз... Но об этом позже.

...Фронт сравнительно стабилизировался. Фашисты отброшены от Москвы. Обе стороны продолжали укреплять свои позиции, прощупывая слабые места и ведя бои местного значения. Исходя из общей обстановки фронта, определялись и задачи авиации. Отдельные экипажи нашего полка бомбили железные дороги, большаки и проселки на ближних рубежах, нанося немалый ущерб противнику. Много складов с боеприпасами и продовольствием, десятки эшелонов с войсками и военными грузами были уничтожены в те зимние дни 1941–1942 годов. Наша же и некоторые другие эскадрильи продолжали совершать рейсы в глубокий тыл врага.

Аэродромные будни войны

1 февраля 1942 года. В авиации случается иногда такое, что не только несведущий человек, но и опытный летчик ахнет. Правда, мы уже ко многому привыкли. Но тут произошло в нашем полку событие и вовсе невероятное, о нем после много говорили.

Первым, как обычно, когда мы зарулили после задания, с новостями встречал нас Барчук. Коля настолько

был взволнован, что рассказ у него не получался, одни восклицания.

— Говори толком, — не выдержал Панфилов. — Твердишь одно — Гречишкин да Гречишкин. Что с ним?

А произошло следующее. Экипаж дальнего бомбардировщика во главе с летчиком старшим лейтенантом Василием Гречишкиным, успешно выполнив боевую задачу, возвращался на свою базу. Успешно-то успешно, но все же в самолет угодил зенитный снаряд, нанесший значительные повреждения. Но, тем не менее, солидный боевой опыт, знание возможностей самолета и отличная техника пилотирования позволили экипажу благополучно долететь до Линии фронта. Верилось, самое опасное в этом боевом полете уже позади. Уже, считай, дома, до аэродрома рукой подать. Бомбардировщик шел на восток, там уже светало. А на западе — черным-черно. Этим-то и воспользовался враг. Немецкий истребитель незаметно зашел для атаки с темной, непроглядываемой стороны. Длинная очередь снарядов и пуль насквозь прошила бомбардировщик. Казалось, все кончено. Но машина, удерживаемая неимоверными усилиями отличного летчика, еще некоторое время летела дальше. Правда, двигатели работали с большими перебоями, обшивка разорвана. Самолет все терял и терял высоту.

— Будем тянуть до последнего, — сказал Гречишкин. «Когда не останется никаких надежд, посажу самолет на первой попавшейся подходящей площадке», — решил про себя летчик.

Но с каждой минутой управлять самолетом становилось все труднее. Вскоре он стал почти непослушным, летчик с трудом удерживал его в полете. Осталось одно — экипажу выброситься на парашютах. И командир отдал такой приказ.

Все покинули самолет. Прыгали с небольшой высоты, почти одновременно. Это обеспечило приземление недалеко друг от друга. Штурман лейтенант Приходченко, воздушный стрелок сержант Дуденков, воздушный радист сержант Бозалевский собрались быстро. А где же командир? Решили идти в сторону упавшего самолета. Это правило никем не писано, но cтрого выполнялось, когда экипаж покидал самолет с парашютами на своей территории. Тщательный осмотр местности и остатков упавшего самолета никаких результатов не дал — летчика Василия Гречишкина нигде не было. Весь день искал экипаж исчезнувшего командира, и только к концу дня вездесущие мальчишки принесли известие: нашли, жив летчик! Василия Гречишкина извлекли из ямы, заваленной соломой и снегом. У командира не раскрылся парашют. Летчик был без сознания. В таком состоянии и увезли его в госпиталь.

Медики долго боролись за жизнь летчика, упавшего с небес. И спасли его. Старший лейтенант Василий Гречишкин не только остался жив, но еще долго летал, став впоследствии видным летчиком-испытателем.

— Вот уж точно знал, где упадет, — шутили в полку. — Соломки подстелил...

В эти же дни из соседнего, 752-го полка нашей дивизии пришла весть еще более удивительная. Экипаж Жугана, отбомбившись, шел домой. Недалеко от линии фронта налетели «мессеры». Машина была повреждена, стала неуправляемой. Выход один: прыгать! На высоте семь тысяч метров все покинули самолет. Прыгнул и штурман старший лейтенант Иван Михайлович Чиссов. Тугие морозные струи воздуха резанули по лицу. Только хотел дернуть кольцо, как заметил, что за ним погнался «мессер».

«Расстреляет в воздухе, сволочь!» — подумал штурман, решив идти затяжным. И потерял сознание...

Все остальное наблюдали кавалеристы генерала П. А. Белова. Они видели, как с неба камнем летел наш авиатор, как он неподалеку упал. Кавалеристы поспешили к месту падения. С трудом отыскали летчика в глубоком овраге. И самое невероятное, что штурман старший лейтенант Чиссов был жив! Он упал под углом на склон оврага, катился по нему со скольжением, пока не увяз в снегу. И остался жив.

Вот такие удивительные случаи!