Самородок

Голиков Александр

Если бы. Вот он стоит - и ни с места. В четырёх-пяти метрах от девчонки, а сделать ничего не может.

– Маленькая моя, - ласково проговорил Баев, тут же мысленно подкрепляя слова образами: крохотное существо, что нежно прижимают и баюкают, - пропусти, ты же сама меня звала, верно?.. Можно к тебе?

Ему казалось, он правильно выбрал интонацию, подобрал соответствующий тон и выражения, только забыл или не учёл, что в мыслеобразах всё это не имеет практически никакого значения. Там основное - эмоции, что сопровождают слова, не обязательно произнесённые вслух, потому они и называются образами. Однако она поняла и приняла. Перед Кимом словно дверцу открыли, и он воспользовался приглашением, вошёл неторопливо и осмотрелся степенно. Своим новым пси-зрением и пси-составляющей, дарованными

этой девочкой. А после встретился с тем, что заменяло ей глаза. Здесь и сейчас не только видели его насквозь, но точно так же и чувствовали. И буквально замер, заворожённый. А выпасть из реальности не позволила та точка, что продолжала пульсировать где-то внутри, в области солнечного сплетения, она стала тем внутренним пространством, что с некоторых пор заменило ему душу, она становилась прообразом общей родовой памяти, эквивалентом общей чувственности его, как хомо сапиенса. И тут он окончательно "прозрел", совершил ещё один качественный скачок, по-видимому, последний, и точка, что жила внутри него самостоятельной жизнью, вдруг неожиданно всколыхнулась (Киму даже показалось, что она сколлапсировала), и они воссоединились в бесшумном, но таком всеобъемлющем взрыве, что содрогнулась Вселенная. Потому что в лице Баева обретала вдруг ещё одного Творца её сущности...

...Приходить в себя было непросто, но он собрал всё, что оставалось от силы воли в кулак, и всё же вынырнул из нереального. Думать там, откуда только что выплыл, не хотелось ни о чём, а тем более что-то решать, настраиваться на действие, сообразуясь с обстоятельствами и временем. Почему-то казалось, что последнего осталось очень мало. Там, где он только что побывал, в этом непредсказуемом и где-то неуместном, хотелось по-большому одного: забыться, выкинуть всё из головы, ибо звало, манило обратно умиротворение, успокоение и... истина. Какой бы в конечном итоге она не оказалась. А здесь и сейчас Баев открыл глаза, открыл совсем другим человеком. Если понятие "человек" было ещё к нему применимо.

– Здравствуй!
– раздался откуда-то звенящий, бодрый голосок. Ким завертел головой, но никого не увидел. Более того, он вообще ничего не видел: какая-то невесомая мутная дымка вокруг вместо хоть какого-нибудь пейзажа. Проморгался, глаза потёр - не помогло. Дымка осталась на месте, никуда не делась, обволакивала окружающее плотной субстанцией, Баев даже себя не видел. Что за чёрт? Неужели ослеп? Да ещё так странно и необычно - не сплошная чернота, а даже наоборот, что-то мутное, в белесых прожилках. Но страшно отчего-то не было, непоправимость такого вероятного диагноза даже не ощущалась, наоборот, присутствовала некая эйфория, казалось, что сейчас он сделает самое важное и значимое открытие в жизни. Им целиком завладело предвкушение. Хотя и любопытство тоже присутствовало.

– Где я? Ни черта не вижу...
– снова потёр глаза, хотя даже рук не чувствовал, лишь оставалось ощущение, что к глазам прикасаются, делаются какие-то движения.

Голосок рассмеялся, и Баев тут же припомнил серебряные колокольчики там, возле модуля на "Ронаре". Энея?!..

– Энея?
– повторил вслух.

– Какое странное и необычное имя, но оно мне нравится!
– голос не исчезал, как бред или галлюцинация, так же звенел и опять будоражил, откликался где-то внутри предчувствием небывалого, восхитительного, что, возможно, здесь и сейчас произойдёт. Но где же - здесь?..

Ким снова попытался оглядеться, но так ничего и не понял: всё та же мутная дымка, ничего не разглядишь. Если он в институте, внутри периметра, тогда тут произошли значительные изменения.

– Что это за место?
– озвучил его мысли собственный голос. В отличие от тела тот не пропал, остался прежним, низким, с лёгкой хрипотцой. Правда, в интонации добавилось чуть-чуть недоумения. Однако чего там точно не было - это страха.

– Ты на Грани, - голосок перестал сыпать серебром, из детско-наивного превратившись на удивление в серьёзный и взрослый.
– И прошёл уже большую её часть, став Младшим братом!

– Вот как?
– удивляться не хватало сил, те как-то незаметно исчезли. Грань? Младший брат?.. Отчасти Ким

догадывался, что это могло означать, но и только: сознание плыло, уходило куда-то, потом возвращалось, опять плыло, пока не решило - хватит! И ушло окончательно, напоследок задержав, зацепив чью-то сильную, на одном "выдохе" эмоцию-импульс: сострадание и неудержимое желание хоть чем-то помочь. Ему протянули руку и последнее, что осталось в памяти, - прикосновение тёплых и вполне осязаемых пальцев к его холодной ладони...

...Второй раз приходить в себя было несравненно легче, потому что ему всё-таки помогли пройти рубеж, ту самую Грань (между чем и чем, однако?), и дали такие знания и возможности, о которых Баев даже и помыслить не мог. Он действительно становился творцом.

Теперь он кое-что видел. Не глазами, своей сущностью, прозябавшей ранее где-то там, на задворках души, он как бы вышел из тени, призванный... Кем? Энеей? С этой мыслью он в очередной раз провалился в небытие, чтобы, однако, тут же вернуться и жить! Отчасти человеком, но, скорее, уже всё-таки Творцом. Мысль такая, а с ней и понимание того, что произошло и происходит, оглушила, подавила и чуть не растворила в себе: боги, оказываются, живут на земле?!..

– Я знала, ты справишься, Средний брат, - донеслось откуда-то из пространств. Голос был везде и нигде, как горное эхо.
– Ты познаёшь себя, закладываешь основы свершений. Главное на этом пути - не знание, а вера в законы мироздания и в то, что ты эти законы вершишь. Страшный и тяжёлый груз. Ответственности прежде всего. Подчас такое понимание сминает разум и ломает хребет, как картонный. Твоя плоть обретает силу и мощь первозданной неукротимой стихии, возникшей благодаря тем законам, о которых мы лишь задумываемся. Но у тебя уже своя природа и своё предназначение, у тебя железная воля и закалённый дух, я это сразу поняла. Что ж, попытайся сказать своё слово, потому что ты - единственная надежда, Энея одна не справится. Помоги, не стань новым ва-гуалом, куда более разрушительным и беспощадным. Укроти его!..

И голос пропал, но осталось ощущение его всеприсутствия. Слова запали в душу, потому что были понятны и верны.

– Кто ты? Энея, или...?

Даже представлять не хотелось, что может скрываться за этим "или".

Вместо ответа пришло нечто леденящее, всё в зазубренных осколках, вошло в разум неотвратимо, как судьба. И принесло с собой очередное понимание. Что и как делать. С какими возможностями и с каким, наконец, оружием...

Города строятся, потом перестраиваются, модернизируются транспортные узлы, благоустраиваются микрорайоны, отнимая у природы и без того скудные пространства. Бег времени неумолим, приходят новые технологии, делаются различного рода перепланировки, улучшается и совершенствуется инфраструктура и вообще всё, что связано с таким ёмким и всёохватывающим понятием, как запросы и потребности человека, проще говоря, связанное прежде всего с его обустроенностью, бытом и рабочим местом.

Однако здания Института биотехнологий, как ни странно, мало коснулись эти перемены. Как поставили его в своё время семнадцатиэтажным монументом, облицованным гладким красным гранитом, так и стоит оно на отшибе города, рядом с лесочком и озером с плакучими ивами по берегам. Место было выбрано не случайно - подальше от цивилизации, поближе к природе, потому что проблемы, которыми тут занимались, требовали некоей уединённости и сосредоточенности.

Само здание и прилегающие к нему корпуса и лаборатории, в целом небольшой такой научный комплекс, выглядели компактно и обслуживались соответственно: два спутниковых энергоприёмника на крыше с лихвой обеспечивали потребности института в энергии. Работа тут велась не то, чтобы круглосуточно, но бывало, что кто-то и на ночь оставался, если того требовала ситуация или разрабатываемая кем-то из сотрудников, а то и целой лабораторией, трудная, но очень важная тема. Задачи уж тут больно специфические. Тогда в монолите многоэтажки светился ряд окошек, а иногда и не один. Словом, обычная, деловая обстановка, типичная для всех учреждений подобного рода.