Самосожжение

Антропов Юрий

– Увы, не он первый!
– сказал Гей.
– Эти явления были зафиксированы в трактатах датского философа Кьеркегора.

– Киркегор, - сказал Адам, - придал подмеченной им драме отчуждения в душе человека универсальные черты, прослеженные вплоть до Сократа...

Маски были словно в гипнозе.

– Собственно, чему тут удивляться?
– Мээн слегка расслабился.
– На месте Киркегора я проследил бы этот процесс вплоть до пещерного человека. Разумеется, не на нашей территории... Проработал бы этот вопрос. Если бы не текучка. Заела, проклятая! То одно, то другое... Вчера, к примеру, я был директором перерабатывающего

завода на Комбинате Бээна, а сегодня, например, я уже управляющий отделением совхоза... Диалектика жизни!
– Мээн хохотнул, а Гею показалось, что он хотел сказать нечто другое.

– Какого совхоза, Матвей Николаевич? При чем здесь совхоз? Вы же горняк по профессии!

– Так ведь я к примеру...
– Мээн отвел взгляд, и Гей подумал, что Бээн и в цехе не стал долго держать Мээна, такие дела.

Но эта часть разговора только их двоих волновала, и маски опять зашевелились, загомонили, и Адам продолжал:

– Вообще-то Сократ Сократом, но я бы отметил, что в массовых размерах тревожная фиксация разрушения личности началась еще в начале века... Расслоение личности на маски... расслоение неизбежное, если личность хотела выжить, приспособиться... Провозвестник безудержной мимикрии Анатоль Шницлер...

– Толя Шницель! Он тоже на полке!..

– Как и такие корифеи проблемы идентичности, как Гэ Эйзенрейх, Рэ Хоххут, Томас Манн, а также Франц Кафка.

– Ё-моё! Не поверите, все эти ребята стоят на полках если не у меня, то у Бээна! Читающий народ, тэ сэзэть...

– Кстати, насчет Кафки...
– сказал Гей.

Адам встрепенулся:

– Кстати, насчет Кафки!.. Сбой перфоленты. Пошла не та информация...

Мээн озадаченно умолк, открыв рот, глаза его остекленели. Происходила перемотка перфоленты. Маски притихли.

Адам вяло улыбнулся и сказал со вздохом:

– В массовых размерах тревожная фиксация разрушения личности началась еще в начале века. Это я уже говорил... Еще в тот период у нее было два аспекта. Во-первых, редукция индивидуума, сведение до уровня ничего не значащей и безгласной пылинки, одержимой и мучимой страхами за физическое бытие и за сохранность индивидуальной свободы. Этот аспект в рамках немецкоязычной литературы ярче всех выразил Франц Кафка.

– Это другое дело!
– воскликнул Гей.

– Копирайт, - сказал Адам.
– Юрий Архипов. Ну и так далее.

– Молодец, Юра!
– сказал Мээн.
– Даже иностранный Адам тебя процитировал! Сами допетрить не могут... Может, и Кафка не понимал, чего он выражает, какой такой аспект, - неожиданно вывел Мээн и как бы слегка испугался смелой этой мысли, нечаянно выпорхнувшей из его светлой головы, и выжидательно посмотрел на Гея.

Тот, любя Мээна, промолчал. Только болезненно поморщился и обвел взглядом гостей Алины. Тревога напрасной была, все отличались хорошим воспитанием, а может, еще и образованием, и каждый сделал вид, что слов Мээна даже в природе не было. Впрочем, вовсе не исключено, что все были поражены глубиной образования Мээна - и теперь, сосредоточившись, пытались понять, в чем же сущность этой глубины.

Мээн вдохновился.

– Или, к примеру, взять Мулярчика, - сказал он.

– Кого, кого?

– Извиняюсь...
– Мээн поспешно достал из внутреннего кармана пиджака журнал "Иностранная литература", ловко раскрыл его на нужной странице. Джозеф Хеллер то есть,

не Мулярчик! Американский писатель. В этом журнале роман его напечатали. Называется "Что-то случилось". Но этот Хеллер, может, и сам не понял, что же случилось, а наш Мулярчик все объяснил...

– Джозефу Хеллеру?

– Всем, кто грамотный! Вот, послушайте.
– Мээн стал читать: - "Одна из наиболее унизительных и быстропрогрессирующих болезней нашего века обезличивание, утрата человеком, вначале в восприятии окружающих, а потом и в своем собственном, веры в высокое назначение и уникальность своей личности". Мээн сделал паузу и вздохнул, выражая этим вздохом всю глубину огорчения, осуждения, ну и так далее.
– Во до чего докатились...

– Кто?

Мээн кивнул на экран телевизора:

– Вот эти! Так называемые маски.

– Вполне очевидная ошибка методологии...
– буркнул Гей.

– Которые от мерзостей капиталистического мироустройства!
– сказал Мээн с искренним пафосом и посмотрел на Гея.

– Yes, o, yes!..
– буркнул Гей.

– Но только ли от этих мерзостей?
– долдонила свое Шепелева, ветеран социологов из Дедова.

– Хватит нотаций!
– крикнула какая-то маска.
– Нечего нам прополаскивать мозги! Мы живем в свободной стране, что хотим, то и делаем, и никто нам не указ! Между прочим...
– Это маска вдруг подступила близко к Адаму.
– Думаю, где я эту физиономию видела... Ты же вчера сгорел! На площади. Перед камерой телевидения. А?! Какого черта ты здесь разыгрываешь роль докатастрофического человека, если в твоей судьбе все катастрофы уже случились?!

Маски снова оживились.

– А и правда похож...

– Это он!

– В самом деле...

Адам не на шутку испугался.

– Я не сгорел!..
– И он поискал взглядом Еву.

Увы, не было рядом Евы.

Впрочем, как и газетчика. Того самого, который был похож на сутенера.

– Я не сгорел...
– повторил Адам шепотом, отступая, как если бы его должны были схватить сейчас и бросить в костер.
– Но, пожалуй, напрасно...
– И вдруг он сказал, будто процитировал кого-то: - ВСЯКОЕ ДЕЛО, ЕСЛИ ОНО НЕ НАПРАВЛЕНО ПРОТИВ УГРОЗЫ ВНУТРИВИДОВОЙ БОРЬБЫ В СЕМЬЯХ, БЕССМЫСЛЕННО, БЕЗОТВЕТСТВЕННО, и так далее и тому подобное.

Кто-то весело крикнул:

– Гигантская мысль! Спиши мне в альбом!

Они засмеялись.

Мээн сказал досадливо, как бы жалея сейчас Адама:

– Насчет видовой - это он зря...

– Ошибка методологии?

Какая-то маска, которую Гей мог бы принять за продавца комиссионного магазина, спросила с большим чувством:

– My friends, my friends!
– Скажите мне, please, что есть внешневидовая difends, то есть борьба? Она, случайно, с фарцом не связана, нет?

– Внешневидовая - это внешнеторговская, одно и то же.

– Да нет, при чем здесь торговля? Дело в быте, в быте!

– Что есть bit?

– Друзья! Мне пришлось общаться... мне рассказывали, как советский писатель Юрий Трифонов произнес потрясающую речь на Шестом съезде писателей СССР. Он как раз и рассуждал, весьма иронично причем, об этом самом слове быт...

– Да, господа, bit - это нечто сугубо славянское, специфическое, тут нужен глубоко научный и глубоко содержательный анализ.

– И все же, my friends, что есть внешневидовая...