Самосожжение

Антропов Юрий

– И всем им что-то нужно?!
– удивился кто-то.

– Да, всем. Хотя у всех все есть.

– Не понимаю...

– Диалектика жизни.

– Бардак.

Мээн смущен был этим диалогом и усилил звук телевизора.

Между тем Адам собрался с духом и ответил даме с сигаретой, ответил без гордости и презрительности, но и не без печали:

– Я самый обыкновенный гомо прекатастрофилис...

Даму, однако, слово это заинтересовало чрезвычайно!

– Очень, очень приятно познакомиться...
– С дамы

тотчас вся спесь сошла. Господа, господа! Я имею честь представить вам...
– Она обращалась теперь к завсегдатаям виллы Эндэа.
– Я хочу... как, как вы себя назвали?
– спросила она Адама.

Но Адам угрюмо теперь помалкивал, напряженно оглядывая гостей Эндэа, которые окружали его со всех сторон. И когда кольцо совсем сомкнулось, он тихо, но внятно сказал:

– Вы маски, фантомы...

Там, на вилле, возникла немая сцена, почти по Гоголю, а Гей в это время сказал, поморщившись досадливо:

– Ой, ну как же Адам не прав!

– Вполне очевидная ошибка методологии, тэ сэзэть...

Гей вздрогнул, испуганно огляделся, но это сказал не Феникс, а Мээн.

– Какие же это, к черту, маски?!
– возмутился Гей, кивая на экран. Откровенные жулики, вот они кто! Их же за версту видно!

– Значит, маска жулика, раз уж видно издалека.

– Не маска - сущность!

– Жуликами не рождаются...

– Социобиология...

– Да, Сэмюэл Батлер...

– А вы полагаете, что духовность как альтернативный момент в каждом индивидууме должна проявляться?

– Ежели она есть...

– Да она в каждом человеке есть!
– взвился Гей.
– Только задавлена бывает.

– Интересно кем?

– А вот это вопрос уже социальный, а может, и политический, - сказал кто-то.

– Надо бы избрать президиум и установить регламент, - сказал Мээн.

– Шутка ваша неуместна!

– А я и не шучу...
– Он оглядел толпу возле телевизора.
– Вон как все оживились! Этот Адам затронул больной вопрос... Так что можно бы провести...

– Совещание?
– перебила его Алина.
– Чтобы проработать этот больной вопрос...

Мээн смутился. А те, на экране, гости Эндэа, как бы испугавшись слова проработать, зашевелились наконец, угрожающе ожили.

– Господа, господа!
– заверещал сам Эндэа.
– Это что же получается?! Он публично оскорбил каждого из нас и вместе взятых!
– Эндэа любил выражаться витиевато, в чем, наверно, Ева и увидела мощный источник духовности.

– Они сейчас отлупят Адама...
– озабоченно произнес Мээн.

Но Адама голыми руками было не взять! Он сказал ровным, бесстрастным голосом:

– Все вы маски. Наглядный результат проблемы идентичности. Поясняю для несведущих. Идентичность - это равенство человека самому себе. Цитирую австрийского писателя Роберта Музиля: "Человек - существо, равно способное на критику чистого разума и людоедство".

Гей уловил

в толпе масок смятение.

Но и Мээна голыми руками было не взять! Он с восторгом воскликнул:

– Да у меня же этот самый Роберт Музиль на полке стоит!

– Это писатель макулатурный?
– спросила Адама какая-то маска, в которой Гей готов был признать секретаршу клуба социологов.

– Это писатель, которого я получил по списку, - строго сказал Мээн. Он посмотрел на Алину и добавил смущенно: - По списку для Бээна... Этого Музиля он брать не хотел. Ставить, говорит, некуда. Все полки забиты...
– Мээн перевел взгляд на экран, где секретарша клуба социологов ждала ответ Адама. И вообще я макулатурой не занимаюсь!

Сбить с толку Адама не удалось, и он теперь говорил, говорил...

– Проблема идентичности... феномен отчуждения...
– Гей сквозь ропот масок не все улавливал, но смысл речи Адама ему был ясен, все же коллеги по социологии, как-никак.
– Слово и дело распались... пропасти между ними заполнили мнимости, кажимости... фантасмагорические навязчивые видения, сомнамбулические кошмары, составившие содержание сознания, ущемленного мерзостями капиталистического мироустройства...

Гей напряженно вспоминал, кого Адам цитировал, а Мээн победно палец поднял:

– Во, слыхали? Капиталистического мироустройства!.. Так что, дамы энд господа, проблема идентичности есть порождение буржуазного общества.

– Только ли?
– спросила язвительно некая маска, в которой Гей почти узнал старую социологиню Шепелеву, самую воинственную обитательницу семейного пансионата в Дедове, похожую на облезлую собачонку.

Адам, закрыв глаза, молчал, как бы пытаясь представить себе все мерзости капиталистического мироустройства, и Мээн, беря в свои руки инициативу, сказал председательским голосом.

– Реплики с места, тем более в анонимной форме, попрошу товарищей энд господ не подавать...
– сказал он усыпляюще ровным голосом принципиального человека.
– Даже на собрании у нас, на Комбинате, этого себе не позволяют наши труженики цехов и лабораторий...

Почему Адам не назвал источник?
– думал тревожно Гей.

Адам встрепенулся:

– Копирайт. Юрий Архипов. "Макс Фриш в поисках утраченного единства". Москва. СССР.

– Макс Фриш?!
– встрепенулся и Мээн.
– Тоже стоит на полке...

– А этот писатель - макулатурный?

– По списку, по списку!..

И Гею показалось, что Мээн сказал: "Поспи! Поспи!.." и его безудержно стало клонить ко сну, романное действие, то есть действие жизни, явно пробуксовывало, его сбой можно было объяснить разве что хаосом самого приема, ну и так далее.

– Но если говорить о проблеме идентичности, - Адам снова обвел взглядом тех, кто его окружал, - то надо бы упомянуть Федора Достоевского. Еще он отметил в своих романах эти явления.