Самоубийство империи. Терроризм и бюрократия. 1866–1916
Шрифт:
Любопытна, однако, реакция трёх официальных адресатов лопухинских писем от 21 ноября 1908 года. Точнее, отсутствие реакции. Ни Трусевич, ни Макаров, ни сам Столыпин не сделали того, что, казалось бы, следовало сделать: срочно вступить в переговоры с Лопухиным, взять под контроль его контакты, и уж, во всяком случае, не допустить его выезда за границу. Сам экс-директор, отправляя послания по адресам, как бы говорит: если вам дорог Азеф – обращайтесь ко мне, его судьба в моих руках. Он даёт шанс для переговоров: уехав из Петербурга 23 ноября, возвращается утром 29-го, зная, что письма его уже прочитаны, и лишь 30-го вечером отправляется в Лондон. Никто не отозвался. Видимо, Азеф стал лишним не только для Лопухина, но и для его высокопоставленных адресатов. Да и не мудрено: в это время в кругах, сферах и прочих неясных структурах власти зарождались новые интриги, росли кадры для новых заговоров и провокаций. До начала великого революционного потопа оставалось чуть больше восьми лет.
«Адский жилет» для полковника Карпова
За три года, прошедшие со времени подавления
Александр Алексеевич Петров был мирным народным учителем в Вятской губернии – сеял разумное, доброе, вечное. Революционные демоны искусили его, вихри девятьсот пятого года подхватили и унесли в стан эсеров. Петров включился в революционную борьбу с азартом. К началу 1909 года за ним числилось несколько арестов, два побега из тюрьмы. В январе 1909 года руководство Боевой организации эсеров стягивает свои силы в Поволжье, в Саратов. Туда под чужой фамилией, с поддельными документами направляется бывший учитель – и там его сразу же арестовывают. При задержании ведёт себя мужественно – молчит. Однако ж через несколько дней после ареста «Валаамова ослица» заговорила. Петров называет себя, выдаёт жандармам имена и конспиративные адреса саратовских эсеров и, наконец, указывает местонахождение подпольной типографии. Чувствуется, что арестант готов и на большее. С ним работает начальник Саратовского жандармского управления П. К. Семигановский. И настолько успешно, что уже через неделю-другую накапливается материал для донесения в Петербург, директору Департамента полиции М. И. Трусевичу. Семигановский сообщает начальству, что арестованный готов на глубокое сотрудничество с полицией, на агентурную работу. Для внедрения Петрова в Боевую организацию необходимо организовать его побег из тюрьмы.
Надо отметить важное обстоятельство. Всего за месяц до ареста Петрова весь революционный мир, а равно и мир политического сыска, был потрясён до основания разоблачением Азефа. Секретным агентом Департамента полиции оказался руководитель Боевой организации и член Центрального исполнительного комитета партии эсеров. Азеф выдал полиции не одну сотню пламенных революционеров, и при этом лично организовал самые решительные революционные теракты: убийства Плеве и великого князя Сергия Александровича. Материалы этого дела были опубликованы в эмигрантской печати знаменитым политическим скандалистом Бурцевым. Мало того, что эта история до невозможности компрометировала и партию эсеров, и Департамент полиции, она ещё породила острую кадровую проблему у тех и у других. Лишившись Азефа, обе стороны потеряли самого необходимого человека: эсеры – вдохновителя героических убийств, полиция – главного информатора и агента влияния. Азефа надо было кем-то заменить. В этом сходились интересы террористов и охранителей.
Но кем? Поиск ведёт и та сторона, и другая. У эсеров сразу появился доброволец, возжелавший возглавить Боевую организацию: Борис Савинков. Этот человек – романтик, хладнокровный убийца, бретёр, красавец-мужчина – всегда с невероятной энергией хватался за любое дело, и всегда всё с треском и грохотом проваливал. Пользуясь растерянностью вождей эсеровской партии, он явочным порядком приступил к руководству террором. Восторга это у соратников не вызвало: в деловые качества Савинкова они не очень-то верили. Да тут ещё вышел из печати роман некоего В. Ропшина «Конь бледный» (роман, надо сказать, бездарный до патологии) – конечно же, про революционный террор; из-за маски-псевдонима откровенно торчали уши Савинкова. Мало-мальски здравомыслящие эсеры пришли в ужас: руководство Боевой организацией в руках самовлюблённого графомана! Но вот в чём беда: заменить его некем. Поток фанатиков-добровольцев, прежде с избытком восполнявший все потери Боевой организации, после истории с Азефом сузился до ручейка, а охватившая эсеров шпиономания отсекала и этих немногих. Даже Савинков, безусловный мастер увлекать людей (особенно женщин) – и тот смог собрать группу лишь человек двенадцать – шестнадцать. Появление Петрова, испытанного бойца, уже трижды бежавшего из тюрьмы (совершить побег было в эсеровской среде очень почётно – всё равно как заслужить орден), должно было вызвать живейший интерес эсеровского руководства: не он ли есть тот, кто заменит Савинкова и возглавит террор?
В руководстве полиции понимали выгодность и перспективность вербовки Петрова. Вновь поставить своего агента во главе революционно-террористического подполья – соблазнительно! И всё же, мнения разделились. Трусевич высказался против организации
Петров был переведён из тюрьмы в саратовскую психлечебницу. Оттуда в мае 1909 года бежал. В начале июня, с новыми документами, он появляется в Петербурге. Здесь его ждут чрезвычайно интересные встречи с руководителями политической полиции. Герасимов уже оставил пост начальника столичной охранки, передав его Карпову. Поэтому Петров сначала тайно встречается с Карповым, о чём-то с ним беседует и получает тысячу рублей. Через несколько дней – такая же конспиративная встреча с Герасимовым – и ещё тысяча рублей. Очевидно, высокопоставленные жандармы высоко ценят нового агента, стремятся перекупить его друг у друга. Карпов и Герасимов снабжают Петрова инструкциями. Герасимов к тому же определяет к нему человека для связи – жандармского ротмистра Долгова. И Карпов приставляет своего куратора – сотрудника Департамента полиции Доброскока. Снабжённый документами, деньгами, инструкциями, Петров выезжает за границу для вступления в контакт с руководством партии эсеров и её Боевой организации.
Разберёмся – кто есть кто.
Максимилиан Иванович Трусевич. Служил по Министерству юстиции, в 1880 – 1890-х годах – прокурор Рижского, Новгородского, Петербургского окружных судов, с 1903 года – прокурор Петербургской судебной палаты. Директором Департамента полиции Министерства внутренних дел назначен в июне 1906 года. Для начальника такого ранга довольно-таки молод: ему сорок три года. Время для полиции очень лихое: кругом восстания, революционный террор; в Департаменте за год сменилось три директора. Трусевич призван укреплять расшатанный полицейский механизм. За это дело он взялся со всей энергией. Он вообще энергичен, профессионально подготовлен и, главное, честолюбив.
Отзывы современников о нём противоречивы. Бывший жандармский офицер А. П. Мартынов восхваляет его профессионализм и даёт портрет настолько сочувственный, что можно подумать: пишет влюблённая девушка. «Выше среднего роста, худощавый, исключительно элегантный шатен с тонкими чертами лица, чуть коротковатым тонким носом, щетинистыми усиками, умными, пронизывающими и несколько насмешливыми глазами и большим открытым лбом, Трусевич представлял собой тип европейского светского человека». Курлов, о котором речь ниже, в своих воспоминаниях подчёркивает иное: «Возможности ошибок со своей стороны М. И. Трусевич не допускал, чужое мнение для него не существовало, он был убеждён, что никто ничего не делает, ничего не понимает». Тут сквозит явная неприязнь, создаётся образ самовлюблённого деспота. Такой персонаж народных лубков был – царь Максимилиан. Курлов приписывает именно Трусевичу внедрение провокации как системы в деятельность политической полиции. Трусевич, мол, всюду, где надо и где не надо, создавал районные Охранные отделения, набирал в них кого попало, а о работе судил по отчётности, «измерял достоинство розыскных офицеров по количеству сообщённых ими сведений»; в чем и следовало, по мнению Курлова, «искать зачатки так называемой провокации». Кто бы ни был прав, ясно одно: Трусевич был фигурой перспективной, амбициозной. Политический сыск он стремится превратить в разветвлённый, отлаженный механизм. И контролировать его единолично. Далеко идущие планы директора Департамента полиции не могли не вызывать опасений у начальства. Столыпин ищет для Трусевича сдержку и противовес. В начале 1907 года вице-директором Департамента полиции Столыпин назначает Курлова.
Курлов во всей истории с Петровым фигура ключевая. Работой новоиспечённого секретного агента – через Карпова и Доброскока – руководил именно он. Ещё интереснее то, что именно Курлова осенью 1911 года многие осведомлённые лица называли главным виновником, если не организатором убийства Столыпина… Но об этом позже.
В карьере Курлова были взлёты, падения, прыжки в сторону; константой оставалось только неутолённое честолюбие, стремление достичь высших ступеней власти. По своему происхождению и положению он – не чета каким-нибудь Трусевичам: сын генерала от инфантерии, он начал службу в лейб-гвардии конно-гренадерском полку; потом закончил военно-юридическую академию. Но гвардейская служба не сложилась. Курлов переходит в Министерство юстиции – прокурором Московского окружного суда. Здесь он приобрёл важные знакомства в окружении генерал-губернатора великого князя Сергия Александровича. Особенно ценным оказалось знакомство с Плеве. В 1902 году Плеве становится министром внутренних дел. В борьбе против мощной группировки министра финансов Витте ему нужны свои люди. Плеве переманивает Курлова в МВД, добивается его назначения вице-губернатором в Курск, обещает быстрое продвижение по службе. Но в июле 1904 года Плеве взорван бомбой эсеровского боевика Сазонова. В Министерстве внутренних дел начинается чехарда и неразбериха. Только через год новый министр Булыгин (тоже, кстати, старый московский знакомый) вспомнил про Курлова: исхлопотал ему губернаторский пост в Минске. Время для губернаторов гиблое: 1905 год, революционная буря на подъёме. В Минске – волнения, столкновения манифестантов с войсками, стрельба, жертвы. Курлову приходится туго, Курлов не справляется с ситуацией. Назначенный в апреле 1906 года министром внутренних дел Столыпин отправляет Курлова в отпуск, и лишь через полгода находит для него малозначащую должность члена совета при министерстве.