Самоубийство империи. Терроризм и бюрократия. 1866–1916
Шрифт:
Но на следующих выборах, в 1912 году, Гучков терпит фиаско, не попадает в Думу. Горе. Два года не у дел. И тут из колоды выскакивает козырная карта: война. Гучков суетится, создаёт Военно-промышленный комитет якобы для помощи фронту. Комитет никому не нужен и всем мешает, но даёт возможность Гучкову, перебравшемуся в Петроград, снова сделаться фигурой. В своём особняке на Фурштатской, 36, он конспирирует с председателем Думы Родзянко, принимает депутатов, генералов и промышленников, пытается составить заговор. Цель: отречение ненавистного государя; престол – больному одиннадцатилетнему царевичу; регентство – Николаю Николаевичу (а ещё лучше – безвольному Михаилу, царёву брату), и, главное, власть – правительству «народного доверия», то есть такому, в котором первую скрипку будет играть он, Гучков. Эти «встречи
В самый день Милюковско-думской истерики – сговорились, что ли? – раздаётся ещё один вопль о Распутине. Письмо венценосному родственнику пишет великий князь Николай Михайлович, историк, энтомолог, президент Географического общества, владелец дворца на Миллионной, сплетник и интриган. Содержание – запугивание, облечённое в форму слёзной мольбы. Устранить влияние царицы и Распутина (то есть их самих? а как ещё?). В финале: «Я это делаю… ради надежды… спасти Тебя, Твой престол и нашу дорогую Родину от самых тяжких и непоправимых последствий». В сочетании с обвинениями Милюкова – звучит как ультиматум. «Устрани, мол, ЭТИХ, а не то…» Николай Михайлович действует не в одиночку: в его дворце что ни день собираются сановники и великие князья, вольно говорят о Распутине и царице, а между слов уже проглядывает: «А может, государя?»
Дума, хлебнув куражу в риторике Милюкова, бурлит, кипит, и вот – новая истерика: 19 ноября Пуришкевич выскакивает на трибуну, стучит кулаком, хрипит, срывая горло, призывает всех «пасть к ногам государя, умолить его» – что? Всё то же: устранить «тёмные силы». В терминологии думских политиков и великих князей «тёмные силы» – то же самое, что в терминологии военных «Царское Село». Это уже не случайность, это – наступление. Не один заговор, а несколько.
Обрисовывается контур: Милюков, Гучков, Маклаков, Пуришкевич, Родзянко (кстати, родственник Юсуповых) – думский заговор; Николай Михайлович, супруг его племянницы Юсупов, родственник Димитрий Павлович – великокняжеский заговор; Николай Николаевич, Рузский, Бонч-Бруевич – заговор военных. Общий враг: «тёмные силы», «Царское Село», Распутин, Вырубова, императрица. Цель (явно не провозглашается, но в Петрограде все знают): отречение царя, возведение на престол цесаревича Алексея, регентство Николая Николаевича. И правительство, в котором место найдётся всем. Ситуация серьёзная. Обложили со всех сторон. Государь понимает (не может не понимать) и внутренне готовится к отречению. Тверда одна императрица. Распутин – колеблется. Передают его слова в разных вариациях «решено папу одного не оставлять» («папа» – царь), «папаша наделал глупостей» – и другое в том же духе. Похоже, что Распутин даёт своим врагам сигнал: «Готов к переговорам, готов переметнуться». Может, на самом деле, может – провоцировал. Так или иначе, нужны переговоры: и ему с ними, и им с ним. И вот – полуконспиративные встречи Распутина с Бончем; о чём-то таком они вроде бы договорились (с чего бы иначе – «милой» и «дарагой»?). Продолжение должно последовать.
А что, если 16 декабря Распутин направился во дворец на Мойке не ради эротических упражнений с внучкой Александра III, а ради секретных переговоров с заговорщиками? Это предположение сразу многое расставляет по местам. Становится понятно, почему отпущена охрана и обманута полицейская наружка: ставить Департамент полиции и преданного царице министра Протопопова в известность об участии Григория в такого рода переговорах – явно ни к чему. Понятно молчание контрразведки: Батюшин посвящён и не мешает. Понятен и состав «весёлой компании» в Юсуповском дворце; по крайней мере, присутствие Пуришкевича (представитель думских кругов) и Димитрия Павловича (от великих князей). Непонятно только одно: зачем убивать?
А может быть, никто никого убивать и не собирался?
В мемуарах Юсупова, среди романного вымысла, попадаются эпизоды достоверные. Ну вот, например, когда заговорщики якобы сверху прибежали в потайную гостиную на звук выстрела: «На бегу они задели электрический провод, и свет погас. В темноте кто-то налетел на меня и вскрикнул». Выдумать это трудно, потому что ни для чего не нужно. С другой стороны, странно, чтобы взрослые не сильно пьяные люди бежали из одной комнаты в
Вспомним: все обстоятельства, свидетельствующие о заранее подготовляемом убийстве, выглядят крайне неправдоподобно. Этот цианистый калий, который никого не травит, эти статисты-соучастники, это явно бессмысленное времяпрепровождение (три часа!) в подвале, причём у жертвы даже не возникает сомнения в естественности ситуации. И наконец, вспомним документально засвидетельствованные реалии: пять револьверных ран, следы ушибов, продолжительное пребывание во дворце, где – пятеро против одного… Всё наводит на мысль: встреча была назначена для переговоров; переговоры тянулись, тянулись, сопровождались, по-видимому, выпиванием мадеры; о чём-то важном никак было не договориться; возможно, стали звучать угрозы, или было сказано нечто такое, что Распутину знать не полагалось. Может, полусумасшедший Пуришкевич взвился. А может, не выдержали нервы женоподобного Феликса. Дальше – ссора, драка, свалка, суматоха, кто-то выдёргивает шнур, темно, Распутин пытается вырваться, на лестнице его настигают, бьют, стреляют (выстрелы слышит городовой). Дело сделано. Остаётся увезти мертвеца и запихать его под лёд (идея простая, классический для Петербурга способ спрятать труп).
Возможно, и даже очень вероятно, что участники драмы морально готовились к убийству. И всё-таки очень похоже, что развязка наступила случайно. Да, собственно, зачем было убивать Распутина? В чём практический смысл убийства? Этого, между прочим, никто не объясняет. Все говорят: ради спасения престижа престола! Во-первых, ради спасения престижа – не убивают. А во-вторых, хорошенькое получилось спасение! Криминальный скандал на весь мир!
А что до случайных убийств в свалке – то они не новость в русской истории. Случайно братцы Орловы, напившись, убили Петра III; случайно пьяные гвардейцы-семёновцы затоптали императора Павла. Тут необходима только жгучая, доводящая до неуправляемой агрессии страсть к власти. И – уверенность в безнаказанности, та её степень, которая даётся только абсолютным, девственно-чистым неверием в Бога. Всё дозволено. В этом психология убийц Распутина совпадает с душевным строем «бомбистов», террористов: Нечаева, Желябова, Сазонова, Савинкова…
Через шестьдесят семь дней после убийства в Петрограде начались массовые беспорядки, закончившиеся революцией. Николай II поехал из Могилёва в Петроград; по дороге проезжал расположение войск Северного фронта, которым командовал Рузский. Рузскому уже звонили из столицы: Родзянко. Рузский завернул царский поезд в свою ставку, в Псков, отключил связь, блокировал войсками. Царь давно к такому повороту был морально готов и согласился отречься. На семьдесят пятый день после убийства Распутина, как уже говорилось. Власть передана правительству, в состав которого вошли Милюков и Гучков. Что было потом – все знают.
Участникам убийства Распутина вскоре стало невыгодно говорить правду о событиях 16–17 декабря. Юсупову и Димитрию не простили бы участия в заговоре против царя-мученика товарищи по эмиграции; Пуришкевичу – соратники по белому движению. Бонч-Бруевич и подавно не имел оснований афишировать перед властью Советов своё участие в попытке сохранить «проклятый режим» путём смены лиц на престоле. И вот, сочиняется удобная легенда о чудовище-Распутине и о романтической попытке наивных рыцарей избавить Россию от зверя.
Честный Шульгин признаётся в книге «Дни» (устами некоего «близкого к трону» знакомого): «Всё, что говорят, будто он влияет на назначение министров – вздор: дело совсем не в этом… Я вам говорю, Шульгин, сволочь – мы! И левые, и правые. Левые потому, что пользуются Распутиным, чтобы клеветать; правые, т. е. прохвосты из правых, потому, что они, надеясь, что он что-то может сделать, принимают его каракули».
Союз левой и правой сволочи взорвался Февральской революцией. Распутина вполне можно считать её первой кровавой жертвой.