Самоубийство исключается
Шрифт:
— Тогда я не совсем понимаю, о какой удаче ты здесь орал, — сказал Стефан.
— Ну, собрание... точнее, даже не собрание, а съезд — думаешь, они здорово различаются? — на котором будут выступать кандидаты от консерваторов, и приглашаются все желающие. Мне и пришло в голову, что этим удачным поводом следует воспользоваться.
— Ты действительно считаешь, что нам нужно идти на политический митинг?
— А почему бы нет? Куда нам девать время? Вчера ты ходил в церковь, верно? Может, будет не так уж скучно, а скорее даже интересно. Кроме того, я сам консерватор. И каждый должен им быть, я считаю, если ему не безразлична его страна. Но не в этом суть. Неужели ты не понимаешь, что Парсонс обязан там присутствовать, как секретарь этого идиотского представления,
— Что ж, пожалуй, в этом что-то есть, — неохотно признал Стефан. — Не вижу, какая нам будет польза от того, что мы будем смотреть на него на публичном митинге, но хотя бы проведем как-то вечер в этом богом забытом городке. Во сколько он начинается?
— В восемь вечера. Глупо, конечно, но, наверное, здешняя публика предпочитает ужинать попозже. Надеюсь, мы сумеем прорваться на митинг? — продолжал он. — При такой безработице здесь должно быть полно красных.
Если Мартин ожидал схватки с большевиками в Клубе консерваторов, то он был разочарован. Мидчестер и в самом деле был «красным» в том смысле, что он с незапамятных времен избирал в парламент лейбористов, и благодаря именно этому обстоятельству большинство населения практически не обращало внимания на деятельность их противников. Если бы сам сэр Освальд Мосли посетил Мидчестер, то его бы встретили лишь несколько слабых бросков обломками кирпичей. Так что собрание консерваторов оказалось скучным предприятием, организованным лишь для проформы. Народу пришло мало, поэтому Стефану и Мартину удалось занять места, откуда был хорошо виден стол на возвышении, за которым расселись партийные активисты. Видимо, большинство членов партии консерваторов так же низко расценивали свой шанс на успех в выборах, как и социалисты, и заседание началось с зачитывания внушительного списка фамилий тех, кто отсутствовал по уважительным причинам. В зале сидели разрозненные малочисленные группки скептиков, бледных, оборванных людей, в которых за долгие годы безработицы и под влиянием того социального явления, которое политики договорились прикрывать тактичным термином «недоедание», даже сам дух мятежа испарился. Было совершенно ясно, что они не верили ни единому слову, произнесенному с этого возвышения, но они были слишком апатичны, чтобы лезть в драку, и даже неосторожное упоминание о заботе правительства о безработных вызвало не бурю негодования, а лишь несколько смешков, которые должны были прозвучать саркастично, но прозвучали уныло-меланхолично. Трудно было понять, зачем они вообще потрудились прийти на политический митинг, если только не в силу привычки, поскольку и так было ясно, что с высокой трибуны не будет сказано ничего, что могло бы возбудить в них надежду или хотя бы доверие.
И наоборот, мужчины и женщины, рассевшиеся за столом президиума собрания, выглядели почти до неприличия откормленными. Председатель был лысым, круглым и розовым — вечный и вездесущий тип председателя. Кандидатом от консерваторов на предстоящих выборах был избран энергичный молодой человек с явными ораторскими способностями, который должен был завоевать этих потерявших надежду избирателей, пользуясь тем отличным принципом, что помогает обеспечить надежное местечко для тех, кто может себе это позволить. Остальные члены президиума представлялись из зрительного зала все на одно лицо, на котором застыли самоуверенность и скука, с которой они во имя долга переносили всю процедуру собрания. Стефан лишь мельком оглядел их в поисках Парсонса. Не нужно было быть опытным детективом, чтобы на любом собрании определить почетного секретаря.
На всякий случай перед началом выступлений Стефан обратился к своему соседу:
— Это секретарь? Вот тот, что сидит слева от председателя?
— Да, мистер Парсонс. А тот, с которым он разговаривает, доверенное лицо кандидата, мистер Тэрнер. Неплохой парень.
— Он выглядит больным, — заметил Стефан.
— Кто, Тэрнер?
— Да нет, мистер Парсонс.
— Ах он! Да, выглядит он странно. Вроде как встревожен... да он такой уже давно. Не знаю, ему-то о чем беспокоиться, принимая во
Но тут поднялся председатель, всего лишь через четверть часа после назначенного времени, и собрание началось.
Стефан почти не отрывал пристального взгляда от Парсонса. Тот определенно выглядел больным. Его лицо было бледным, как у безработных, сидящих в конце зала, но это была бледность иного рода — происходящая от слишком напряженной работы, а не отсутствия ее. Лоб и щеки у него были изрезаны морщинами, а под глазами темнели обвисшие мешки. Но особенно поражало его беспокойство. Казалось, он не в состоянии уследить за своими руками, которые то играли с цепочкой от часов, то ерошили или приглаживали седые волосы на голове; его беспокойный взгляд нервно метался по залу, осматривая его во всех направлениях. В целом он производил впечатление человека, значительно меньше уделяющего внимания произносимым речам, чем этого следовало ожидать от секретаря собрания.
Однако тот факт, что голова присутствовала у него на плечах, обнаружился в момент окончания речи кандидата, когда начали задаваться вялые вопросы, не относившиеся к предмету его речи, и председатель попросил Парсонса провести голосование. Он это проделал быстро и умело в манере опытного общественного спикера. Однако со стороны казалось, что его мозг едва ли участвует в том, что он с такой легкостью исполняет, и в ту же секунду, как он снова опустился на стул, у него на лице воцарилось прежнее отсутствующее выражение.
Когда публика начала расходиться, Стефан воспользовался случаем заметить своему соседу:
— Хорошо сказано.
— Да, — ответил тот. — Он стоящий кандидат.
— Я имею в виду выступление мистера Парсонса.
— А, да, этот неплохо говорит. Но в конце концов, с его практикой это неудивительно. Вы же знаете, он так давно в политике. Ну, мне пора. До свидания.
И он торопливо покинул зал, оставив неудовлетворенным любопытство Стефана по поводу занятий и положения Парсонса.
Между тем Мартин следил за всеми выступлениями с внешним энтузиазмом. Он энергично хлопал, громко восклицал «Правильно!» и всем своим видом выражал неудовольствие и презрение, когда речь прерывалась замечаниями из публики. Когда слушатели рассеялись, Стефан нашел его оживленно беседующим с каким-то человеком, который, стоя в дверях, раздавал бланки для внесения новых членов в ассоциацию консерваторов.
— Мой дорогой Мартин, какого черта... — брезгливо заговорил Стефан.
— Минутку, старина, иду, — бросил ему через плечо Мартин. Он взял два бланка и пачку политических памфлетов, горячо пожав руку своего собеседника. — Слушай, Стив, — продолжал он, догнав своего товарища, — правда отличная была речь? По-моему, он здорово разделал социалистов. Жалко, что подобралась не такая уж активная аудитория.
— В самом деле? Я и не слушал.
— Большая ошибка с твоей стороны, — упрекнул его Мартин, когда они вышли на улицу. — Узнал бы кое-что полезное, уверяю тебя. Лично я узнал.
— Кажется, ты забыл, что мы приехали сюда не посещать всякие собрания, чтобы узнать кое-что новое из области политики. Льщу себя надеждой, что я узнал этим вечером кое-что гораздо более полезное, чем пропагандистскую трескотню тори, которую ты так внимательно выслушал.
— О, конечно! — Мартин сверкнул в его сторону очками, как будто наводя прожектор. — Ты действительно много узнал? Я заметил, ты пытался прощупать соседа слева от себя. Думаю, это довольно опасно. Парень мог оказаться приятелем нашей добычи. Ты мог его встревожить и все такое.
— Я позаботился ничего в этом роде не сделать, — холодно отрезал Стефан. — Во всяком случае, в таких расспросах всегда присутствует определенный риск. Не думаю, что предложение присоединиться к консервативной ассоциации даст нам какие-то результаты.
— Ты выяснил, где работает Парсонс?
— Нет, собственно, пока мне это не удалось, однако...
— Я кое-что вспомнил, — прервал его Мартин.
Он остановился под уличным фонарем и поднес близко к глазам один из листочков.
— Черт, какой мелкий шрифт! — пробормотал он. — Вот! Сентрал-Билдинг, Уэстгейт-стрит.