Самоубийство по заказу
Шрифт:
Нет, понять и ее, конечно, можно: что там, за горизонтом, знает пока только он, а не она, а то, что тут, рядом, уже никаких сомнений у нее не вызывает. И, вполне возможно, женщина просто истосковалась в одиночестве. Им ведь тяжелее, чем мужикам.
И он нашел прекрасный выход. Предложил потихоньку ехать. Надо будет еще запарковать машину. Забрать в кассе свои билеты. Ну, а посидеть перед отлетом в ресторане? Как же без этого? Они всегда со Славкой сидели в ресторане, либо распивали в купе поезда бутылочку на дорогу. Иначе просто удачи не будет. Никак нельзя отложить такого серьезного мероприятия.
Он,
А он еще добавил, что захватил, специально для нее кое-что интересное. Так, некоторые записи из прошлых лет, о событиях, в которых участвовали они оба – и он, и Славка. Решил, мол, что рассказывать о человеке всякие глупости – портрета не напишешь. А тут голые факты. И при встрече она, наверняка, другими словами посмотрит на его друга. Разве у нее нет такого желания?… Желание-то было, ну, и что?… Хоть стой, хоть падай…
Глава двадцать первая ИЗ ДНЕВНИКА ТУРЕЦКОГО…
В самолете Турецкий предложил Катюше сесть ближе к иллюминатору, а сам устроился рядом. Так ей будет лучше, был уверен, читать его не слишком уж разборчивый почерк, направив на тетрадь лучик индивидуальной лампочки над головой.
В ресторане посидели неплохо. Он заставил Катю плотно поесть. Оказалось, что за весь день она, кроме бутылки вина, хоть и легкого, да чашки кофе, ничего во рту не имела. Да еще и провела его на нервах, что понятно. Ну вот, поэтому ее и повело в ресторане после первой же рюмки вина. А как только повело, она сразу же устремила на своего спутника страстный взор. Словно решила вернуться к прежним своим помыслам. Нет, от этого ее следовало начинать немедленно отучать – раз и навсегда. Она же иначе весь намеченный план ему поломает. К счастью, согласилась поесть.
А там, как говорится, слово за слово… ну и так далее. Короче, в самолет она прошла на своих ногах и, что важно, вполне достойно и даже гордо, сопровождаемая спутником, который нес ее и свою сумки.
Турецкий решил, что она должна все-таки поспать, но он не знал, что некоторые женщины, особенно, занимающиеся общественной деятельностью, как правило, ничего не забывают из сказанного, даже иной раз мельком, их собеседниками. В этом, возможно, и кроется секрет их удачи. Так ему, во всяком случае, объяснила Катя, потребовав обещанной информации.
Она, что, еще и читать сейчас собирается? Турецкий искренне удивился.
Вот именно, а когда ж еще? А если он думает, что она – не в силах, то очень ошибается. И если бы сейчас, например, подвернулась удобная во всех смыслах возможность, она бы немедленно ему доказала, что в силах, да еще в каких! Она победно улыбалась, страстно при этом расширяя глаза.
Ох, уж эти бесконечные намеки и двусмысленности! А может, это она вообще так шутить привыкла? А как до дела, так – извините? Все возможно, но не проверять же, пусть уж Славка теперь этим занимается… Александр Борисович посетовал, что рядом нет Грязнова, а то ведь вон, сколько времени еще, придется терпеть, сжимая всю свою волю в кулаке… Но просьбе внял. И когда взлетели, попросил стюардессу принести плед, которым заботливо, вызвав – вот же чертова баба! – блудливую ухмылку у Кати, укрыл ей ноги. После чего вручил свою тетрадку, открыв
– Дневник?
– Что-то вроде того, ты скоро поймешь.
– Это же вроде бы… возрастное?… Как скарлатина?
– Увы, – он развел, насколько мог, руками.
– Ну-ну, – сказала она сама себе, но потом, еще раз с любопытством, взглянув на него, окончательно углубилась в чтение…
«Я очень долго сидел в машине, все затекло… Мой собственный опыт подобной „сидячей“ работы говорит, что, наблюдая, нельзя все время быть напряженным, быстро устаешь и теряешь бдительность. Собранным – другое дело. Вот я и пробовал шевелиться,
насколько это было возможно, чем и сбрасывал напряжение…
В общем, того типа я сразу отметил. Едва он в арку вошел. Высокий явно, но шел как-то скособочено. Двигался энергично, а борода указывала на его довольно приличный возраст. И потом он был внимательным – вот в чем дело. Двор, где я сидел, ничего собой не представлял – обычный, московский, в меру захламленный. Но этот бородатый мужик в шляпе и сером плаще шел так, будто был здесь впервые. Не было в нем привычной раскованности местного жителя. И двигался он прямиком к «нашему» подъезду.
Я тут же вызвал Славку. Сказал, что могу и ошибиться, но, кажется, есть тот, кого мы ожидали.
– Понял, – ответил Славка. – Три звонка уже последовали. Автоответчиком предпочли не пользоваться.
Я спросил:
– Сам его встретишь, или подождем?
– Сам встречу, – ответил Славка. – После того, как подождем. Вдруг он окажется любопытным и захочет заглянуть в квартиру?
Я не ошибся, потому что бородатый ловко вскрыл код в подъезде и шустро исчез за дверью. Я подумал, что полковник Савельев, не окажись здесь мы с Грязновым, мог бы уже сейчас признаться, что «косая» находится в непосредственной близости от него. Но тут я увидел вошедшую во двор блондинку – симпатичную, высокую. В красном плаще и черной шляпке, на высоких каблуках. С двумя набитыми хозяйственными сумками.
– Славка, быстро! Как выглядит хозяйка?
– Блондинка в красном, а что?
– Она тут!
– Саня, подстрахуй на всякий пожарный!
Но пока я выскочил из машины, пока достал из-за пояса «макарова» и передернул затвор, пока сунул его за ремень сзади и добежал до подъезда, она уже скрылась, и дверь хлопнула. Я сам набрал код, вскочил в подъезд, стараясь действовать неслышно, закрыл дверь и услышал, что кабина лифта уже уехала на пятый этаж. Нет, я, конечно, тренированный человек, но – пятый этаж! Но двигаться надо было неслышно. Словом, когда я был уже на третьем этаже, услышал наверху сдавленный стон, больше похожий на всхлип. В два прыжка одолел пролет и услышал над собой спокойный голос Грязнова:
– Эва! А ну, молодой и красивый, отпусти женщину!
Я проскочил еще несколько ступеней, держа перед собой пистолет. И увидел бородатого. Тот левой рукой прижимал к себе женщину, а правую, с пистолетом, прижимал к ее виску. Сумки женщины валялись на площадке, и из одной что-то текло. Разбилось.
Бородатый представлял собой отличную мишень: были открыты весь бок и правая сторона головы. Это видел и Славка, но сделал мне знак: не стреляй! Я и не стал. Он же командует операцией.