Самоволка
Шрифт:
– Я и забыл, – на бегу проговорил Борис, – что тут старая узкоколейка. Вернее, не знал, что она еще живая.
– Боря, я ничего не понимаю! Почему бежим?
– Чтобы успеть. Меня слушай, ладно? Скажу лежать – лежи. Бежать – беги. С железнодорожниками разговор всегда короткий, они не церемонятся.
– Черт тебя подери… – только и смог ответить Степан.
Они со всех ног мчались по плотной, обожженной солнцем почве, чуть поросшей желтой травой. В горле першило от пыли. Степан явственно чувствовал, что его уже можно выжимать, как половую тряпку, – столько
– Стой, отдышись, – скомандовал наконец брат. – Я его вижу.
– Кого?
– Состав. Вон там, гляди.
Степан ничего не видел, кроме раскаленного дрожащего воздуха и ослепительного светло-голубого неба.
И не слышал тоже ничего – в ушах все свистело и вибрировало.
– Успеем, – сказал Борис. – Если наискосок пойдем, успеем перехватить. Он еле ползет. Вперед!
И снова сумасшедший, безумный бег по жаре. Степан уже почти ничего не видел из-за пота, заливавшего глаза. Лишь смутно различал фигуру брата впереди. При каждом вдохе легкие отзывались болью, словно в них заливали кипяток. «Хорошо, что я почти не курю, – думал Степан. – А может, и плохо. Может, лучше завалиться тут в пыли и сдохнуть поскорее…»
– Стой! – Борис схватил его за руку и надавил на плечо, заставляя опуститься. – Успели, брат! Теперь не шевелись!
Степан проморгался, осторожно повел глазами по сторонам. Они лежали в высокой сухой траве. В воздухе плавали запахи чего-то железного и химического.
Потом он разглядел впереди небольшую насыпь из потемневшего щебня и рельсы.
– Не шевелись… – почти беззвучно процедил Борис.
Через несколько десятков секунд земля едва заметно вздрогнула. А по рельсам покатились колеса. Степан лежал так неудобно, что ничего не видел, кроме этих колес – небольших, ржавых, давно не крашенных.
– Готовься, Степа, – шептал в самое ухо брат. – Соберись, сейчас – последний рывок… Готов? Пошли!
Он вскочил, сдернув Степана за собой. Оба выскочили на рельсы и бросились вслед уезжающему последнему вагону. Вернее, это была платформа с деревянными бортами.
Поезд и в самом деле шел небыстро. Борис первым уцепился за борт, перевалился и тут же протянул руку Степану.
– Ну, быстро! Давай!
Степан немного промешкал, не видя, куда упереться ногой. Но наконец и он оказался на горячем дощатом полу платформы, хоть и с разодранными локтями.
– Фух… нам везет. Только не вставай! Лежим и не моргаем, так не заметят.
– Боря… – задыхаясь, проговорил Степан. – А мы на тот ли поезд сели? Он точно в правильном направлении? Я больше бегать не смогу…
– Да здесь одно направление, не переживай.
– Мне показалось, Боря, ты не очень хорошо знаешь дорогу…
– Ты не прав, знаю. Вернее, прав немного – не очень знаю. Но тут и дорог особо нет. Тут одно направление – к побережью. Не заблудимся.
– Ох, Боря…
Набегающий встречный ветерок сделал свое дело – жара перестала быть пыткой. Хотя пить хотелось уже нестерпимо. Давненько Степан не испытывал самой обычной жажды. В той жизни иногда хотелось чаю, иногда сока, иногда – вина или коньяка… Но так,
Стучали колеса, платформу обволакивали клочья паровозного дыма.
– Какого черта… – пробормотал Степан.
– Что? – не понял Борис.
– Беготня эта! Лошади! Поезда эти! Почему у вас тут нет нормальных машин?!
– Так нефти же нет!
– Это я уже знаю. Но есть, например, «спиртовки». Почему не довести их до ума? Чтоб нормально ехали, не ломались, не пыхтели, не дребезжали. Спирт разве сильно хуже бензина?
– Это же Центрум, брат. Ты ничего не понял?
– Ничего.
– Центрум – перекресток миров. Он, как паук, живет на том, что дергает за ниточки. Тут текут реки товара, и с каждой капельки у Центрума есть навар. Ты вот ехал на полярном экспрессе. Я даже не знаю, что и откуда он везет. Но каждый его рейс способен прокормить стотысячный город в течение недели.
– И что? Почему не сделать все нормально?
– Ты не нервничай. Этот мир спокойно живет и сытно кушает лишь потому, что паразитирует на других. И другой жизни он не помнит. И не хочет. Понимаешь?
– Нет.
– Ты говоришь, «спиртовки». Сейчас их клепают всякие самодельщики. Даже есть что-то вроде фабрик. Да, можно построить целую индустрию! Можно провести исследования и испытания. Можно сделать хороший товар. Сервисные мастерские! Но ведь для этого придется приподнять зад от стула…
– И что? Нет желающих приподняться над стулом, если это принесет и пользу, и прибыль?
– Представь, нет! Мало кто хочет впрягаться в глобальные проекты.
– А взять хотя бы железную дорогу. Она везде. Это же глобальный проект?
– Это другое дело. Железная дорога – совсем другие люди и другие задачи. Считай, отдельное государство, со своей армией даже. А что до остальных – им и так хорошо, они привыкли. Копеечка в казну идет даже без «спиртовок», так зачем суетиться?
– Ну, не знаю… Я вот открыл второй магазин, хотя от него сейчас больше проблем, чем счастья.
– Правильно! Ты рассуждаешь как бизнесмен. А здесь все решает правительство. Ты знаешь, чем отличается правительство от предпринимателей?
– У меня есть на этот счет несколько слов, непечатных…
– Вы, коммерсанты, хотите принести немного пользы другим, чтобы получить большую пользу для себя. Официальная же власть хочет пользу только и только для себя. И здесь она ее спокойно получает.
– Болото какое-то…
– Да-да, Степа, именно. И если ты как бизнесмен захочешь создать тут сеть спиртовых заправок, станешь дойной коровой, не более. Быстро все расхочется. Кстати, «спиртовки» есть в таком количестве только здесь, в Хеленгаре, да еще в Аламее. Ну, просто здесь относительно свободная территория, и древесины много, чтобы метанол гнать. В других странах всех энтузиастов быстренько удушили поборами. В Клондале, впрочем, тоже народ предприимчивый, только у них каждая доска – поездом привезенная, не из чего им спирт гнать. Уголь есть, дрова дефицит… Вот такие дела.