Самозванцы. Дилогия
Шрифт:
– А ты действительно странный тип, – усмехнулся Чигирев. – Если знаешь ответ, почему молчишь? Общими философскими фразами отмазываешься. Я ведь действительно хочу спасти людей.
– Опыт невозможно передать, а понимание – объяснить.
– Даже ради спасения людей ты не хочешь поступиться принципами, – с укоризной произнес Чигирёв.
– Если ты избегаешь конкретной опасности, это ре всегда спасение, – ответил Басов.
Он повернулся и зашагал вдоль берега. Чигирев печально смотрел ему вслед. Внезапно его охватило раздражение. «Если избегаешь конкретной опасности,
Он выхватил пистолет, направил его в спину уходящему Басову… и застыл в изумлении. Перед ним не было никого. Игорь словно растворился в воздухе.
«Стоп, – Чигирев опустил пистолет и потер лоб. – Что это я? Уже в людей готов стрелять из-за глупой обиды. Не зря говорят: „Юпитер, ты сердишься, значит, ты не прав“. Господи, да он же мне все сказал! Воспользоваться оружием врага. Понять, в чем его Сила. Чем, собственно, господин Ульянов привлек народ? Какие были его первые декреты?»
ГЛАВА 18Ленин
Сидя за столом в конспиративной квартире, Крапивин рассматривал открывавшийся из окна вид на выборгский замок. Странное чувство нереальности происходящего не покидало его. Он помнил эту громаду в своем мире как главный музей советского приграничного города Выборга. Помнил он этот замок и в начале семнадцатого века, когда вместе с князем Михаилом Скопиным-Шуйским приехал в пограничный шведский город для переговоров. И вот теперь он видел этот замок в июле тысяча девятьсот семнадцатого года: мало кому интересный памятник архитектуры на территории Финляндии.
Казалось противоестественным, что глазам одного и того же человека этот замок представал в столь разных видах и временах. Впрочем, еще противоестественнее казалась компания, в которой находился сейчас Крапивин. Ему, родившемуся в середине двадцатого века, бывшему пионеру, комсомольцу, сотруднику КГБ СССР, Ленин не мог представляться обычным человеком. Он всю жизнь казался Крапивину ирреальным существом, божеством, существовавшим в иных измерениях и способным воплотиться среди обычных людей только в гранитных и бронзовых изваяниях, многочисленных портретах и томах «священных» книг. И вот он сидит, живее всех живых, напротив, уплетает приготовленное для него Крапивиным мясо и разглагольствует о судьбах мировой революции. И не в том даже дело, что ради конспирации Владимир Ильич сбрил свои знаменитые бородку и усы и вообще оказался значительно меньше ростом, чем ожидал Крапивин. Не в том, что его разрез глаз и прищур были уж слишком «монгольскими». Кощунственной казалась сама мысль, что с Лениным можно сидеть за одним столом, разговаривать, спорить. Именно от этого Крапивин, воочию видевший легендарных Брусилова, Николая Второго, Гришку Отрепьева и Василия Шуйского, чувствовал себя не в своей тарелке.
А он мало того что видел воочию. Этого маленького импульсивного человека нужно было спасать. Спасать не ради него самого, а во имя России, ее величия в будущих десятилетиях.
– Уходить отсюда надо, Владимир Ильич, – проговорил Крапивин, глядя, как по деревянному мосту замка проезжают военные грузовики и проходят
– Возможно, – буркнул Ленин. – Скоро пойдем.
– Хорошо бы. Слава Богу, у них жандармов на службе нет. Да и разведчиков новая власть не жалует. Уж я бы вас не упустил.
– Странный вы человек, Вадим, – проговорил Ленин, с аппетитом поглощая мясо. – С вашими воззрениями – и вдруг примкнули к нам, большевикам. Обычно разочаровавшиеся монархисты идут вначале к буржуазным либералам.
– Вы – единственная реальная сила нынешней России.
– Если бы мы были единственной реальной силой то сидели бы сейчас не здесь, а в Зимнем дворце, – усмехнулся Ленин.
– Я имею в виду конструктивную силу, – поправился Крапивин. – Я считаю, что только вы можете вывести Россию из тупика. Все остальные либо тянут ее назад, либо ведут к буржуазному разложению.
– Ах, как вы не любите буржуазию, – лукаво прищурился Ленин. – Впрочем, это не столь редкое явление среди российского офицерства. Куда реже встречается понимание того, что и монархии давно место на свалке. Но я вас разочарую. Мы боремся не за будущее России. Мы боремся за будущее всего мира. Понимаете меня? Для нас российская революция – это лишь начало мировой революции. Вопросы государственности нас не интересуют в принципе. Государство – это инструмент, созданный эксплуататорскими классами для подавления трудящихся масс. После победы мировой революции оно отомрет как таковое. Я вам больше скажу. По прошествии времени отомрет и такое понятие, как национальность. Все человечество сольется в единую коммунистическую нацию.
– Думаю, это далекое будущее, – мягко улыбнулся Крапивин. – Но вот, предположим, вы… вернее, мы берем власть в России. Но другие страны продолжают оставаться буржуазными. Что дальше? Ведь придется строить свое государство.
– Победа социалистической революции в одной стране неизбежно повлечет цепь революций по всему миру.
– А если в тех странах победит реакция?
– Тогда, боюсь, нам в России тоже не выжить.
Крапивин удивленно взглянул на собеседника:
– То есть вы хотите сказать, что если не победит мировая революция, построение социализма в одном отдельно взятом государстве невозможно?
– Разумеется. Мне кажется, вы не очень хорошо понимаете суть происходящего. Классовая борьба не имеет границ. Как только пролетариат всего мира увидит путь к свободе, он сразу поднимется на борьбу за свои права. Но и мировая буржуазия тоже прекрасно видит опасность социалистической революции. Она неизбежно обрушится на ту страну, где победит пролетариат.
– Вот эта страна и будет вынуждена защищаться от внешней агрессии.
– Да как вы не поймете, Вадим, – Ленин говорил тоном учителя, в десятый раз объясняющего бестолковому ученику прописную истину, – у мировой революции нет границ. Даже если мы победим только в России, здесь неизбежно будет еще долгое время ощущаться сопротивление представителей эксплуататорских классов. А в странах, где окажется сильна реакция, нас всегда поддержит пролетариат. Это будет мировая революция.