Самозванцы. Дилогия
Шрифт:
Когда пролетка замерла у подъезда роскошного доходного дома на Ильинке, Басов небрежным движением сунул извозчику какую-то мелочь и бесцветным голосом произнес:
– Спасибо, голубчик. Езжай.
– Благодарствуйте, барин, – расцвел в улыбке извозчик, встряхивая монеты в руке. – Завсегда рады стараться.
Чигирев понял, что Басов подкинул мужику приличную сумму «на чай».
Путешественники прошли в подъезд мимо угодливо склонившегося перед ними дворника. Басов наградил мужика еле заметным кивком
– Как ты ухитряешься чувствовать себя в своей тарелке в любом времени? – негромко спросил Чигирев, когда они поднимались по широкой, устланной коврами парадной лестнице дома. – Я год в семнадцатом веке прожил и все никак привыкнуть не мог. А теперь еще здесь. Господи, Столыпин еще не убит, Николай Второй у власти. Сколько людей, которых мы знаем как исторических персонажей, все еще живы и не ведают, что случится вскоре.
– А мне плевать на всех этих персонажей и персон, – фыркнул Басов. – Я просто живу, чего и тебе желаю.
Он остановился на площадке третьего этажа и решительно дернул ручку звонка одной из квартир. Через некоторое время до Чигирева донесся лязг отпираемого засова, дверь отворилась. На пороге стояла молоденькая миловидная горничная.
– Здравствуйте, Игорь Петрович, – присела она в книксене.
– Здравствуй, Глаша, – ответил ей Басов, – Знакомься, это Сергей Станиславович. Отец Вани.
– Очень приятно, – Глаша почему-то зарделась. – С выздоровлением, Сергей Станиславович.
Басов с Чигиревым прошли в невероятных размеров коридор. Глаша обогнала их, юркнула в дальнюю дверь, и вскоре Чигирев услышал ее голос: «Капа, неси скорее Ванечку. Батюшка его приехал». За дверью возникла суета, и из дверей гостиной вышла дородная женщина лет сорока с малышом на руках. Иван Чигирев был одет в длинное платьице и чепчик и сосредоточенно сосал большой палец правой руки. На мужчин он смотрел широко раскрытыми глазами, в которых читались удивление и испуг.
– Ай, посмотри кто приехал, – засюсюкала державшая его женщина. – Батюшка приехал!
Ребенок изумленно посмотрел на отца, потом на Басова и, протянув ручки к фехтовальщику, пролепетал:
– Дядя.
– Да, дядя Игорь Петрович пожаловал. А посмотри, кто с ним еще. Папенька!
Оно подошла к Чигиреву и протянула к ему малыша. Чигирев хотел взять сына на руки, но тот неожиданно прижался к няне и громко заплакал.
– Это ничего, ничего, – затараторила невесть откуда выскочившая Глаша. – Отвык. Скоро снова привыкнет, все будет хорошо.
Чигирев в полной растерянности смотрел на орущего уже благим матом ребенка. Только теперь он понял, насколько был не готов к этой встрече.
Они втроем сидели за обеденным столом и неспешно поглощали наваристый борщ и телятину с картофелем. Малолетний Иван спал в детской под бдительным присмотром няни. Глаша суетилась на кухне. За окном мирно цокали
– Хорошо, спокойно, – Басов откинулся на спинку стула. – Достаток и благоденствие. Так бы и не уезжал никуда.
– Так не уезжай, – Чигирев внимательно посмотрел на него. – Тебя-то ведь вроде там ничего не держит.
– Да как тебе сказать, – Басов пожал плеча-ми. – Во-первых, на нас с вами, ребята, тяжкий крест. Мы знаем, что будет. Мне, положим, через несколько лет пятьдесят. В семнадцатом будет под шестьдесят. Ну и зачем мне, старому хрычу, это революционное лихолетье? Я лучше обоснуюсь там, где в ближайшие лет двадцать пять никаких неприятностей не предвидится. Оно, конечно, можно бы и в Швейцарию податься или в Северо-Американские Соединенные Штаты. Но ведь Вадим сдуру там в канитель залез. Да и ты назад собираешься. Все одно его вытаскивать придется, так лучше уж базу иметь.
– Почему ты думаешь, что вытаскивать придется? – насторожился Чигирев.
– Потому что вы в политику решили полезть. Ничем хорошим это не кончится ни для тебя, ни для него.
– Ах, вот ты о чем, – протянул Чигирев. – Снова меня отговаривать решил?
– Никто тебя не отговаривает. Хочешь в годуновскую Московию, скатертью дорога. Если помощь будет нужна, как найти меня, расскажу. Но я тебя просто предупредить хочу. Если плохим политиком будешь, совесть замучает, хорошим – убьют.
– Так прямо и убьют.
– Да нет, могут и в острог сослать. Это как повезет.
– Почему?
– Потому что, если тебе удастся действительно провести прогрессивные реформы, ты как кость в горле станешь у тех, кто хорошо жил при старом порядке. Они сделают все, чтобы тебя убрать.
– Но ведь будут и те, кому новые времена принесут свободу и достаток.
– Они будут слишком заняты, Сережа, – печально сказал Басов. – Так уж мир устроен, что хорошие люди всегда по горло загружены. Они домом занимаются, творят, мыслят. А подонки только властью и деньгами озабочены. У них на это время уходит. Поверь, если ты станешь им по-настоящему опасен, тебя ничто не спасет.
– Но я чувствую долг перед тем миром, – настойчиво проговорил Чигирев. – Я знаю, как ему помочь. Я могу помочь. Я не имею права не помочь.
– Хорошо, что ты мне напомнил о долге, – звонко щелкнул пальцами Басов. – Я давеча в английском клубе Первушину пятьдесят рублей проиграл, да так и не отдал. Надо бы заехать, расплатиться.
– Игорь, о чем ты? – с укоризной проговорил Чигирев.
– О долгах. У меня, собственно, других и нет. А то, что ты на себя взвалил, твоя проблема. Действуй, если приспичило.