Самозванцы. Дилогия
Шрифт:
– Но все же Московия – аппетитный кусок, – с сомнением покачал головой Сапега. – Я думаю, надо перейти к обороне. Мои люди тем временем вступят в сговор с московскими боярами и помогут им составить заговор против Скопина. Когда царь Михаил будет свергнут, мы сможем снова попробовать прибрать московскую корону.
– Это справедливо, – заметил король. – Я и мысли не допускаю, что можно отказаться от Богом назначенного мне Московского царства. Да и не простит мне Всевышний, если я отступлюсь от намерения привести московитов к истинной вере.
– Хотел бы
– Ты здесь еще? – король надменно посмотрел на Чигирева. – Ступай. Я тебя после позову, когда совет закончим.
Чигирев поклонился и вышел из шатра. В голове у него царило смятение. На престоле в Москве Скопин-Шуйский – молодой, энергичный правитель. Человек, который отважился отринуть вековые обычаи и смело двинул страну к возрождению. Польской оккупации может даже не потребоваться. Крапивин, возможно, сам того не желая, осуществил намерение Чигирева. «Вот бы теперь оказаться на Москве, – думал он. – Но не простит мне Скопин службы у Отрепьева. Не простит того, что перебежал к полякам. Служба новому царю невозможна, а служба Сигизмунду теперь уже точно будет истинной изменой своей стране. Что же делать? Все планы, ради которых жил, рухнули. Жить не хочется».
Навстречу Чигиреву, понурясь, шел монах. Историк отступил в сторону, чтобы пропустить его, но с изумлением узнал в доминиканце инженера Алексеева.
– Виталий Петрович?! – воскликнул он.
– Тихо, – Алексеев приложил палец к губам. – Идем-ка в сторонку, разговор есть.
Они отошли от костров осаждающей армии и сели на поваленное бревно.
– Как вы здесь? – спросил Чигирев.
– Басов просил забрать вас отсюда, если в Москве состоится переворот Скопина.
– Почему?
– Он сказал, что если победит Скопин, вам здесь делать больше нечего. На историю вы уже повлиять не сможете. Скопин неизбежно отбросит поляков от Москвы. А вот жизнью вы будете рисковать очень сильно и, главное, бессмысленно.
– А где сам Басов?
– Его нет здесь больше, – отвел глаза Алексеев. – Он погиб в сражении под Тулой. Примерно год назад… по вашему времени.
– Как?!
– Роковая случайность, нарвался на мушкетный залп.
Они замолчали. Чигирев был буквально сражен известием о гибели фехтовальщика.
– Куда же мы пойдем? – спросил наконец историк.
– В любой из открытых нам миров. Только не в наш собственный, там нас ждет смерть. И не в этот. Басов сказал, что здесь мы сделали все возможное. Здесь неподалеку «окно» в тысяча девятьсот двенадцатый год. Игорь больше всего любил тот мир.
– Но я хочу в этот.
– Басов сказал, что это ваше право. Но тогда мы оставим вас здесь навечно.
– Но я хочу найти своего сына.
– Он в Варшаве.
– Ложь! – взбеленился Чигирев. – Я обыскал всю Варшаву за последние три года. Там нет моего сына. Там нет даже адреса, который дал мне Басов.
– И не будет еще лет триста. Мы отправили вашего сына в Варшаву тысяча девятьсот семидесятого. Игорь сказал, что выполнил все ваши требования. Ваш сын получит хорошее европейское образование
– Почему же он мне не сказал?! – вскрикнул Чигирев.
– Он сказал, что это позволит вашему сыну больше узнать и шире смотреть на вещи, – ответил Алексеев. – Поверьте, он всегда хотел лучшего для Янека… и для вас. Сейчас я выполняю его последнюю волю. Притом Игорь сказал, что продиктована она вашими же интересами. Либо вы остаетесь здесь и не сможете увидеть сына, либо идете со мной.
– Но я хочу узнать, чем здесь все закончится.
– Басов предусмотрел и это. Он разрешил вернуть вас в этот мир, но в две тысячи четвертый год. Вы сможете точно узнать, к каким последствиям привело произведенное вами вмешательство… и не сможете ничего исправить. Как вам известно, наша машина обратного движения во времени не допускает. Решайтесь. «Окно» вон в той роще. У нас с вами не более двух часов. Потом аккумуляторы сядут, и мы навсегда застрянем в этом мире.
– А Крапивин?
– Я был у него. Он отказался уходить. Басов предусмотрел и это. Но сейчас речь о вас. Что вы решаете?
Чигирев обвел глазами стан польского войска, осадные пушки, изрыгающие пламя и ядра, твердыню смоленской крепости и мысленно попрощался с этим миром. Здесь ему действительно было нечего делать.
– Я иду с вами, – сказал он.
ГЛАВА 36Возвращение
Сражение началось традиционно. Склонив пики, польские крылатые гусары пошли в атаку. Крапивин ждал этого. Возглавляемое им левое крыло войска было готово принять удар.
Когда кавалерийская лава вошла в зону прицельного огня, русские полки открыли огонь. Грохот стоял ужасный, плотность огня была невероятной. Посмотрев на центральные позиции, воевода[25] увидел, что там в бой вступают шведские полки.
«Эти сдюжат, – подумал Крапивин. – Да и заплачено им вовремя, так что не предадут. Нам, конечно, до них в ратном деле еще далеко. Ничего, научимся. Было бы только время. Царь Михаил еще всех за пояс заткнет».
Потери поляков были гигантскими. Смертоносный огонь выкосил первые ряды наступающих почти полностью, но оставшиеся долетели до ряда стрелков, и тут в контратаку пошла дворянская конница..
– Сейчас мы вас, – злорадно произнес Крапивин, и тут какое-то непонятное ощущение тревоги заставило его обернуться назад и чуть влево.
Из леса на левый фланг русского войска выезжал большой отряд польских кавалеристов. Опытный полководец Жолкевский не собирался губить всю свою конницу в лобовой атаке. Он послал лучшую ее часть в обход, чтобы ударить русским в тыл, когда те сцепятся с основным польским войском.
Матюгнувшись, Крапивин развернул коня, спешно отправил гонца ко вступившим в бой частям с приказом изготовиться к круговой обороне и зычным голосом призвал свой резервный полк. Сейчас у него была только одна возможность предотвратить разгром левого крыла: лично возглавить атаку последнего резервного полка.