Самозванец (сборник)

Мундт Теодор

– Милый друг, – насмешливо возразил ему гренадер, – тем путем, который вы мне указываете, пойдет каждый, у кого имеется много лишнего времени, а так как у меня такового нет, то я буду допущен к его сиятельству немедленно и здесь же.

– Вот как? Уж не собираетесь ли вы прошибить лбом стены? Смотрите, для подобных упражнений у нас существуют довольно прочные стены.

– Болван! – прикрикнул на него гренадер. – Я прибыл с депешей из Мюнхена.

– Ах, так, – смутился швейцар. – Что же вы сразу не сказали?!

Он дернул за звонок и сказал вышедшему лакею, чтобы гренадера провели к секретарю Бонфлеру.

Бонфлер был изящным, любезным человеком лет сорока.

Судя по акценту, это был урожденный француз. Несмотря на его любезность и желание очаровать всех и каждого, Лахнеру показалось, что под этой мягкостью и любезностью кроются предательство и холодная жестокость.

Бонфлер потребовал предъявления ему депеши, на что Лахнер ответил, что должен вручить депешу собственноручно князю. Бонфлер принялся расспрашивать солдата, кто дал ему эту депешу, каким образом он приехал сюда и так далее. Но Лахнер состроил глуповатое лицо и ответил:

– Болтуна не выбирают для передачи секретных депеш.

– Обыкновенно выбирают офицера.

– Может быть, но ни мне, ни вам до этого нет дела.

– Но я не могу допустить вас к его сиятельству, раз вы не представляете никаких доказательств или документов.

– Как вам будет угодно, но тогда пусть на вас ляжет ответственность за те несчастия, которые могут произойти вследствие каждой минуты промедления.

Этот разговор происходил в передней перед приемной князя Кауница. Вдруг послышалось какое-то движение, боковая дверь поспешно распахнулась, показалась какая-то странная фигура, и перед ней Бонфлер склонился в почтительном, низком поклоне.

В первый момент Лахнер даже не мог понять, мужчина это или женщина. Приглядевшись, он понял, что это человек, который был мужчиной, так как теперь ему можно было дать лет семьдесят.

На голове этого человека был надет мелко завитой, великолепно напудренный парик; все лицо было бело, словно у клоуна; одет он был в белые атласные туфли и шелковую белую мантию, которую придерживал на груди руками.

Это был сам Венцель Кауниц, гениальный дипломат, которому Австрия значительно обязана сохранением своего величия и целостности. Но, будучи великим в государственных делах, князь Кауниц был очень мелок в частной жизни. Чем старше он становился, тем больше Кауниц носился со своей наружностью, считая себя замечательным красавцем, которому подобает холить и нежить свои изящные черты. Для того чтобы парик был напудрен особенно красиво, Кауниц изобрел специальную пудренную камеру, в которой сверху сыпалась мелко размельченная пудра. Там он прогуливался до тех пор, пока парик не напудривался ровно со всех сторон. Теперь он как раз выходил из этой камеры, направляясь во внутренние апартаменты.

Лахнер слышал от Гаусвальда очень много рассказов о причудах и странностях этого великого человека. Кроме того, уж слишком низко склонился перед ним Бонфлер, слишком трепетали лакеи. Поэтому он понял, кто перед ним. Не раздумывая долго, он обратился к Кауницу со следующими словами:

– Ваше сиятельство, соблаговолите всемилостивейше выслушать меня.

Кауниц остановился против гренадера и внимательно осмотрел его с ног до головы.

– Что нужно этому субъекту? – спросил канцлер Бонфлера по-французски.

– Он уверяет, что привез депешу из Мюнхена.

– Где твоя депеша? – обратился Кауниц к гренадеру.

– Я вынужден просить ваше сиятельство выслушать меня без свидетелей, – почтительно, но твердо ответил Лахнер.

– Этот человек показался мне очень подозрительным, – заметил секретарь, – тем более что курьерами обыкновенно посылают офицеров, а никак не солдат.

Кауниц пытливо уставился в лицо Лахнеру, но

тот не смигнув выдержал этот проницательный взгляд.

– Снять саблю, положить ее здесь и следовать за мной, – коротко приказал Кауниц.

Через минуту гренадер стоял в рабочем кабинете князя. Тот немедленно достал надушенный платок и приказал гренадеру отойти подальше, так как от него «пахнет казармой».

– Искренне сожалею, что долговременное пребывание в дипломатическом кругу не помогло мне отделаться от этого противного запаха, – ответил солдат. – Но это не мешает быть очень важными тем сведениям, которые я должен почтительнейше передать вашему сиятельству.

– Из дипломатического круга?

– Точно так, ваше сиятельство, из круга, где были представители России, Франции, Пруссии, Саксонии, Баварии, Сардинии и Мекленбурга. Умоляю ваше сиятельство говорить как можно тише, потому что измена и предательство гнездятся в самой непосредственной близости вашего сиятельства. Не сочтите меня за сумасшедшего, – продолжал Лахнер, заметив полный презрительного недоверия взгляд, брошенный на него канцлером. – Благодаря не совсем обыкновенному приключению мне пришлось попасть под стол, за которым происходила конференция представителей вышеназванных держав. Я замечен не был, но слышал и видел все, что нужно.

– Где же происходила эта конференция? О чем говорили?

– На вилле князя Голицына. Говорили об Артуре Каунице.

Канцлер изумленно посмотрел на гренадера и некоторое время не мог выговорить ни слова. Затем он поманил его пальцем за собой и повел в следующую комнату: было больше гарантий, что там их никто не подслушает. Там он предложил гренадеру подробно рассказать, что он слышал на конференции.

Лахнер подробно и обстоятельно передал речи отдельных дипломатов. Отличаясь прекрасной памятью, он мог передать некоторые выражения дословно.

– Разве переговоры велись по-немецки? – вдруг перебил его канцлер.

Лахнер ответил на вопрос и продолжал свой рассказ на отличном французском языке, которым владел в совершенстве.

Его рассказ, видимо, произвел на канцлера глубокое впечатление. Когда же дело дошло до появления замаскированного предателя, старик не выдержал, суетливо забегал по комнате и пробормотал:

– Ну, погоди ж ты. Выведу я тебя на чистую воду.

Несколько успокоившись, он спросил гренадера, каким образом ему удалось пробраться на эту конференцию. Лахнер рассказал, как товарищи по наряду интересовались судьбой Плацля, как он решился повторить попытку последнего, как, движимый любопытством, пробрался под стол и потом выбрался обратно.

– Ну, ну, – с довольной усмешкой сказал канцлер, – куда девался Плацль и почему граф Герц ездит в траурной карете – об этом я тебе, так и быть, расскажу. Но сейчас у нас дела поважнее, чем удовлетворение простого любопытства. Повтори-ка еще раз, что говорили про моего родственника Артура.

Лахнер повторил.

Канцлер внимательно выслушал его, а затем задумчиво пробормотал:

– Никто не знает его здесь: его прибытие в Вену нельзя опровергнуть, потому что по недосмотру цензора газеты поместили его имя в списке приезжих… Но его отъезд, его отъезд… – Он замолчал и снова внимательно осмотрел Лахнера, после чего сказал: – Гренадер, а ведь ты похож на моего Артура. Ты так же, как он, строен, молод и белокур… Правда, Артур выше на полголовы, да и в лице у тебя с ним нет ничего общего. Но это ничего не значит. Венцы не имеют удовольствия знать Артура в лицо. Ты смел, хитер, ловок, воспитан. Глядя на тебя, подумаешь, что ты скорее переодетый офицер, чем простой рядовой… Кстати, сколько времени ты служишь?