Самозванец. Кровавая месть
Шрифт:
Так Зелёнка оказалась внутри и, пока хозяйка накидывала большой кованый крючок и задвигала мощный засов, успела все обсмотреть. Ей страх как любопытно было оказаться в человеческом жилье, потому что раньше она встречалась с людьми только на дороге и, не будь девицей сообразительной, могла бы остаться при убеждении, что люди вот так и живут, странствуя — в седле, на телеге, в карете или на своих двоих с дорожным посохом. Огромная, на два жилья, корчма, срубленная из темных дубовых бревен, совершенно не походила на зимовье, вырытое Лесным хозяином под корнями тысячелетнего дуба: обиталище лешего разве что размерами отличалось от пещерки,
Большая комната на нижнем жилье, где пировали иноземцы, привела русалку в восторг своей просторностью и удобством, а лестница, ведущая на второе жилье, показалась чудом изобретательности и плотницкого мастерства. Зато каморка Анфиски-вдовицы поразила ее своей теснотою: справа, во всю длину комнатки, стояла скамья, покрытая периной и одеялами, слева еле уместились небольшой столик и светец с лучиной. И светелкой нельзя было бы комнатку назвать: окно тут совсем маленькое и едва ли достаточно освещает помещение даже в полдень. Тут взгляд Зелёнки встретился с суровым взглядом темнолицей святой на неожиданной большой иконе, висевшей в углу, — и вдруг отбросило русалку к двери, больно вдавив ей в спину запоры. Эта неприятность не позволила Зелёнке додумать простую мысль: почему Анфиска-вдовица теснится здесь, будучи хозяйкой роскошного теплого покоя, в котором никогда ни пахнет дымом, ведь печка?..
— Да ты зеленая! Русалка! — раздался вскрик, и хозяйка корчмы метнулась к двери. Однако, поскольку вышло так, что гостья прикрывала собою выход, пришлось Анфиске-вдовице остановиться. Как была, с вытаращенными глазами и разинутым ртом, брякнулась она снова на свою скамью.
— Да тихо ты, тихо! Я тебе ничего плохого не сделаю! — всплеснула руками русалка. — Я к тебе только с маленькой просьбишкой! Я ж уже говорила, что меня к тебе Сопун послал, Сопун из Серьгина хутора. Две маленькие просьбишки: челом бью, чтобы ты со мною поделилась румянами и, главное, белилами, и чтобы сама заперлась здесь и носа не высовывала, пока я твоих постояльцев, а семьи Сопуна убийц, скольких сумею, не изведу!
Снова вытаращила корчмарка на нее свои красивые, ничего не скажешь, карие глазищи и уже поспокойнее промолвила:
— Фу, сколько наговорила! Я до того теперь устаю, что сегодня, хоть и выпила с постояльцами самую малость, голова моя к вечеру почти совсем не варит. Посему давай по порядку, и лучше — сначала. Что ты лесная русалка, я уже смикитила. Как зовут тебя, ты сказала?
— Зелёнкой меня кличут.
— Что меня Анфиской, тебе ведомо. Вот и познакомились. А на мою Параскеву Пятницу ты не обижайся. Она святая великомученица, голову ей отсекли мучители, а была она непорочной девицей. Да еще и гречанка, обычаев наших не понимает. Часто и на меня злобится, да только я от греха подальше делаю вот так, — и Анфиска ловко накинула на икону вышитое полотенце. — И кем ты, говоришь, Сопуну приходишься?
Гостья помолчала, честно пытаясь понять, кем же она приходится дядьке Сопуну. Потом сказала:
— Да хрен его знает, кто я ему. Вроде боевой подруги. Он меня, правда, иногда лапает, будто невзначай.
На это улыбнулась Анфиска, на первый взгляд свысока и даже презрительно, а присмотреться — так скорее мечтательно:
— Узнаю изменщика Сопуна, всегда ему в жизни чего-то недостает. Землю пахать наскучило — занялся охотою и колдовством, жена надоела — к вдове-шинкарке под бочок подкатился,
— Что клинья подбивает, это, пожалуй, чересчур, — раздумчиво заявила Зелёнка. — Я хоть и неискушенная девица, вроде твоей этой противной святой, сердитой Пятницы, да в любовных чувствованиях разбираюсь. Мнится мне, Сопун просто мучается от одиночества, у него ведь эти иноземцы, что пируют у тебя внизу, в палате, убили всю семью и бросили в колодец. А хутор сожгли.
— Эти самые? — Хозяйка корчмы сорвалась со скамьи, отпихнула, не чинясь, русалку от дверей и проверила крючок и засов. — Теперь ни за что не отопру. Да хрен с нею, с той платою! Своя жизнь дороже. Об одном жалею, что велела Спирьке им доброго заморского вина наливать, а не прокисшего пива из прошлогодней бочки.
— Я говорю, одиноко Сопуну, вот что! Отомстить мы ему помогаем, я с любезнейшим моим дружком Огненным Змеем…
— Вот как — с Огненным Змеем? Ну-ну…
— Теперь понимаешь, что мне дядька Сопун без надобности? Да ты не бойся, я не ревную даже и к Змею, хоть и ведомо мне, что он к тебе по ночам залетал. Я еще хотела тебя о нем порасспросить, если ты не против…
— Ну мужики, ну болтуны — прямо языки без костей. А я бедная вдовица, в меня каждый камень кинет.
— Я о чем? О том, что мы Сопуну помогаем мстить, а еще домовой, да наш Лесной хозяин, Медведь еще там, ему, лешему, лучший друг. Однако из людей рядом с ним только его папаня Серьга, да и тот живой мертвец.
— Ой! Пожалуй, я еще и в одеяло закутаюсь — дрожь пробирает…
— Сколько их у тебя на постое, этих иноземцев-супостатов? — деловито осведомилась русалка.
Анфиска высунула руки из-под одеяла и посчитала по пальцам.
— Пятеро. Да, пятеро всего: четверо в доме, а один сторожит.
— Теперь на одного уже меньше, четверо. На сторожа, когда я на твое крыльцо взбегала, как раз упырь насел. Ты ж понимаешь, я его первого защекотала, а мужики на дубе труп повесили. Так тот дохлый ожил, из петли выбрался и давай за своими же гоняться и из них
кровь высасывать. Вот теперь и не знаю, как их считать. Видно, опять их пятеро у тебя.
— Да сядь ты, сядь на постель! Я должна видеть, что там с запорами делается! — вскричала Анфиска. Потупилась и обняла русалку за плечи нерешительно. — Ты прости меня, девка. Я сначала рассердилась на тебя, а теперь тебе очень благодарна. Предупредила ты меня, а то и от смерти спасла.
— Их, супостатов, раньше еще больше было…
— Тихо! Что там за беготня внизу?
А внизу происходили страшные и удивительные события. Освободившись от стрелы, упырь бросился к корчме, взлетел на крыльцо и исчез за дверью. Преследователи его сгоряча кинулись следом, однако Хомяк успел задвинуть засов.
Кинулся было Сопун прикладом выбивать дверь — Серьга крикнул ему, чтоб не лез. Приковыляв с косою в руках, живой мертвец пояснил, задыхаясь:
— Нам туда не с руки… сейчас… Больше их, супостатов…
— Ладно, батя, ладно… А кровищи-то с дохляка сколько! И совсем уже непонятно мне, как он в дом вошел, если…
— …если никто его не пригласил, упыря? Мне сие тоже дивно, сынок… А ну-ка, уходи с крыльца! И дуло опусти, а то еще меня пристрелишь… Х-ха…
И Серьга, отведя косу в сторону, пристроился справа от двери. Решил он повторить прием, с успехом сработавший в стычке у Чертовой мельницы. Только на сей раз поднял косу несколько повыше.