Самсон. О жизни, о себе, о воле
Шрифт:
– И тебя, гражданин начальник, не обидим. Ты – кум злой, но справедливый. Братва на тебя сердита, но правоту за тобой признает.
– Вот уж спасибо, Самсон, – развел руками Громов.
– Найдем местечко, не беспокойся, – продолжал я хохмить.
– А себе-то уже местечко присмотрел?
– Это уже как Господь начертит.
– С утра два быка дожидаются у ворот на «Вольво». Не за тобой? – перевел майор разговор на другую тему.
– Вряд ли. Какое там «Вольво»?
Но, к моему удивлению, эта парочка дожидалась именно меня…
У зеленой иномарки стояли Пират и Великан. Пират – невысокий, подвижный,
Чуть поодаль ждал «жигуль» еще с двумя коротко стриженными тупомордыми быками.
Пират расчувствовался и едва не прослезился, увидев меня.
– Тысячу километров отмахали, – оценил я заботу своих корешей.
– Хоть десять, – отмахнулся Пират. – На тебя вся надежда, Самсон.
– Чего это?
– Везде гадский промысел. Жизни люду не стало, Самсон. Беспредел одолел. – Пират распахнул передо мной дверь «Вольво» и жестом пригласил садиться.
– Излагай, – предложил я, но Пират отказался.
– Потом. Дома… Сегодня наш праздник.
– Это что? – озадаченно осведомился я, когда мы, отмахав почти тысячу километров, остановились у спрятавшегося в зелени деревьев за высоким забором двухэтажного кирпичного дома, украшенного бойницами, башенками и колоннами
– Это твоя хата, – пояснил Пират.
– На какие такие деньги?
– Добрые люди дают, – ухмыльнулся Пират. – Уважают тебя, Самсон, вот и делятся. Добрые, значит. Добрые… – повторил Пират и распахнул передо мной металлическую калитку.
– Дорого встало? – поинтересовался я, вступая на гравийную дорожку и оглядываясь по сторонам. Бассейн, беседка, скамейка. Фонари, кажется, сворованы с какой-то городской улицы.
– Не дороже денег, Самсон.
Я осмотрел все восемь просторных комнат, обставленных безвкусно, но дорого. Резная мебель. Аляповатые картины в массивных рамах, две неизвестно откуда стянутые статуи, в каждом углу по иконе, как в церкви. После обхода я устроился напротив камина, украшенного затейливыми узорами.
– Ну как? – Пират явно напрашивался на комплимент.
– Ты, небось, обставлял? – усмехнулся я краешками губ.
– Ага.
– Заметно.
– Душевно получилось, Самсон. Тут ханурики, дизайнеры эти, сперва возникали – это не то. Но я им гонор-то сбил. Сделали, как сказал. А то посмотри – забыли, кто баксы платит.
В тот момент у меня было смешанное чувство. Тут было, конечно, неплохо. Этот дом – мой дом. В нем была какая-то магнетическая притягательность, бороться с которой невозможно. И вместе с тем давало о себе знать многолетнее тюремное воспитание. Я был вором в законе, а это звание подразумевало определенный аскетизм, презрение к житейским благам и суете.
Раньше законник не имел права обзаводиться каким-либо имуществом. Считалось, что на воле он лишь гость, а его настоящий дом – тюрьма. Но зараза роскоши проползла в наш воровской мир еще в начале семидесятых, с Кавказа. Тогда как раз в гору пошла теневая экономика. Воры включились
Когда-то я был на похоронах вора в Грузии. Уважаемого человека провожали в последний путь сотни людей. Не оставляло впечатление, что вблизи кладбища проходит первомайская демонстрация. Кортеж машин, море цветов, венки от родственников, от товарищей по ремеслу и без надписей – от местных властей предержащих, которые не могли присутствовать на похоронах по понятным причинам. Играл оркестр. Мальчики в строгих костюмах поддерживали под руки плачущих, одетых в черное вдову и дочерей безвременно ушедшего вора. Почтил своим присутствием церемонию прощания и главный вор России. Он приехал из нашей Ростовской области, где скромно проживал между отсидками в обычном частном доме. Пожилой, угрюмый, с изъеденным язвами желудком, синими от наколок руками, он, покачивая головой, неторопливо обошел дом грузинского вора. Осмотрел внимательно комнаты, лестницы из резного камня, старинную позолоченную мебель, заваленные дорогим фарфором горки. Посмотрел на рыбок, плескавшихся в фонтанчике во дворе. И презрительно процедил:
– Он жил не как вор, а как князь.
Повернулся и ушел.
И тут же, как по волшебству, куда-то делись машины. Исчезли строго одетые мальчики. Растворился оркестр. И некому было тащить гроб…
Именно тот случай вспомнился мне тогда.
– Слишком богато. Не по совести, – сказал я тогда Пирату.
– Да ты что, Самсон?! – возмутился Пират. – Сейчас все так живут. У меня такого дома нет, а тебе положен. Иначе не поймут.
– Кто не поймет?
– Да никто не поймет. Если ты вор, то и хата у тебя должна быть соответствующая. А нет у тебя такой хаты, то и цена тебе невысока, – осмелился высказаться Пират.
Я недовольно посмотрел на него.
– Это не я так думаю, Самсон, – поспешил поправиться Пират. – Это все сейчас так думают. Знаешь, какая поговорка сейчас в ходу? Если ты такой умный, то почему такой бедный?
– Да? – искренне поразился я.
– А чего? Сейчас только баксы в цене. Остальное – разговоры в пользу бедных… Дела, Самсон, крутые впереди. Жизнь сейчас сильно изменилась.
– Какие дела?
– Сучье племя на место ставить.
– Ну, тогда рассказывай, что к чему, – усаживаясь в мягкое кожаное кресло, предложил я.
Меня с Пиратом связывали давние и крепкие нити. Ведь около двадцати лет назад именно я открыл это «молодое дарование» – Никиту Степанова.
Кроме как воровать и руководить братвой, уметь играть в карты и знать воровские законы, настоящий вор еще обязан неустанно заботиться о подрастающем поколении. Эта задача всегда считалась одной из важнейших. Те, кто способствовал притоку молодежи, распространению традиций и идеологии воровского мира, всегда пользовались большим уважением. Среди воров всегда было множество превосходных педагогов. Для измотанных вечно пьяными родителями, семейными скандалами и драками, недоедающих бесприютных подростков из трудных семей они порою становились чуть ли не родными отцами.