Самые смешные рассказы
Шрифт:
— Мать твою, — заявляет, — я и раньше терпеть не могла. Вечно лезет не в свое дело.
— Значит, слышала ее обвинения?
— Кто же их не слышал, если все транслирует телик! Никаких романов у меня на стороне не было. Пашка твой — и ничей больше. Если сомневаешься — делай экспертизу.
А сама такая красивая, щеки алые, и высокая грудь ходит ходуном. 1 ак бы и уткнулся в декольте носом. Но характер выдержал и отправился на знакомство с сыном.
Славненький такой мальчик — весь в меня. И моргает похоже. Я его обнял, он ко мне приник, говорит: «Папа, папа!» — то ли Катька его подучила,
Катерина смахивает слезу, спрашивает негромко:
— Убедился теперь?
— Убедился.
— Может быть, останешься? Заживем втроем. Или ты нас уже не любишь?
— Обожаю. Но и Лену не меньше. Как быть?
— Выбирай скорее.
— Надо время, чтобы очухаться. Я пока двину к маме на недельку в Воронеж. И со стороны погляжу на всех.
Что тут началось! Телезрители озверели, требуют конкретности, создают комитеты: кто — в поддержку Лены, кто — в защиту Катьки и Паши-младшего. Пикетируют дом моих родителей. Елкин на седьмом небе: рейтинг подскочил, от рекламодателей нет отбоя. Но по возвращении из Воронежа у меня на работе начались неприятности: покупатели вместо приобретения техники заполняют компьютерный центр, чтобы убедить меня сделать правильный шаг; их приходится выставлять охране. Сослуживцы перестали здороваться, даже Вероника Игнатьевна, наша техничка, процедила сквозь зубы: «Двоеженец!» Шеф туда же: «Павел, — говорит, — надо определяться. Личная твоя жизнь всех уже достала», — «Ну а вы как бы поступили на моем месте?» Он глаза закатил и вздыхает: «Слава богу, я пока на своем. На твоем — застрелился бы, наверное!»
Вдруг звонок от Лены: голос нервный, но не агрессивный, в чем-то даже трепетный.
— Надо, — говорит, — повстречаться. Важное известие.
— Что-нибудь случилось? — догадываюсь.
— Да, произошло. Только что была у врача. Я беременна.
И меня в глазах мушки закружились. Даже не подозревал, что настолько я плодовит. Еле шевелю языком:
— Радость-то какая. Это все меняет.
— Это ничего не меняет. Потому что, наверное, сделаю аборт.
Я ору:
— Нет, не смей! Запрещаю!
— Приезжай. Мы должны увидеться.
В общем, возвратился обратно к Лене. Но не тут-то было. Катька не успокоилась и однажды утром бросилась под колеса ленкиных «жигулей». Чтобы на нее не наехать, женушка моя вывернула руль и влетела в дерево. Катерина отделалась легкими царапинами об асфальт. А зато Лена потеряла ребенка, и ее в бессознательном состоянии увезли в больницу.
Настроение публики резко изменилось: все теперь сочувствовали несчастной и готовы были растерзать «эту разлучницу». Я дневал и ночевал в клинике у супруги, находившейся в коме. Через несколько суток та открыла глаза, но в сознание не пришла, никого не могла узнать и не помнила, как ее зовут. Врач сказал: это амнезия, и предполагать трудно, сколько она продлится.
Тут звонит Катерина и говорит: Паша-маленький заболел, подскочила температура, и его положили в реанимацию. Нужно срочное переливание крови. А его группа — очень редкая. Но такая же, как моя. Если я не дам кровь, мальчик может погибнуть. Да о чем речь! Взял такси и бросился к сыну.
Сделали переливание, парня мы спасли. Бывшая моя драгоценная встретила меня в коридоре, поблагодарила. А потом как
— Не бросай его… Скоро я, возможно, уйду… И ребенка заберут в детский дом…
Начинаю допытываться, в чем проблема. Наконец отвечает:
— Я больна… После удара об асфальт у меня растет опухоль… Через пару дней — операция… Не исключено, что не выживу… И вообще, для чего мне жить — без тебя?
— Как, а сын? Ты должна поправиться ради него!
В общем, Кате сделали операцию, но ее положение не улучшилось. И тогда ей на помощь пришла мамина знакомая из Воронежа — ясновидящая Белая Оксана. Та сказала, что излечит недужную, а для этого надо раздобыть сердце годовалой гадюки. И поймать ее должен только я.
Елкин арендовал вертолет, и с двумя змееловами-профессионалами съемочная группа вылетела на таежный остров Лепетуй, что в низовьях Печоры. Там гадюки самые ядовитые. Экспедиция длилась неделю. Жрали нас комары, а ночами нам приходилось отгонять горящими головешками стаи оголодавших волков и аборигенов. Но в конце концов выследили одну крупную гадюку. Окружили ее нору, начали выманивать. И когда она уже билась в наших силках, то в последний момент, ловко изогнувшись, укусила меня в интимное место. Я от боли вскрикнул и упал, потеряв сознание. Между тем змееловы вынули из убитой рептилии сердце и доставили Белой Оксане, чтоб спасти Катерину. А меня Елкин положил в местную больницу, где врачи трое суток боролись, чтоб спасти мою жизнь и мужское достоинство. Терапия прошла успешно, но в себя я не приходил.
На десятый день что-то прояснилось в моей голове. Я открыл глаза и увидел Лену. Та стояла возле кровати и кивала радостно. Я ей говорю тихо:
— У тебя прошла амнезия?
— Да, недавно. Я упала с кровати и все вспомнила.
— Слава богу! — радуюсь. — Надо было раньше упасть!
— И еще одна прекрасная новость: наш с тобой ребенок не умер!
— Как — не умер?!
— Медики его откачали, и теперь он живет в пробирке. Должен родиться через семь с половиной месяцев. Это девочка, Я хочу ее назвать Павлой.
Мы целуемся. Лена продолжает:
— Белая Оксана соборовала и причастила Катю, накормила бульоном из гадючьего сердца. Осложнения как рукой сняло. Паша-маленький тоже поправляется. И теперь они оба уезжают в Австралию.
— Почему в Австралию? — изумляюсь я.
— Потому что у Толстопальцева там дядя самых честных правил, когда не в шутку захворал, он завещание составил и все племяшке отписал. А был он — владелец заводов, газет, пароходов и миллиарда австралийских долларов. От такого стресса Толстопальцев с ходу завязал, и Катерина его простила. Тем более что Паша оказался все-таки не твоим.
— Неужели?
— Точно. Провели генетический анализ и доказали, что мальчик от Толстопальцева. Ты не рад?
— Честно говоря, я в шоке.
И тут же запустили рекламу: «Шок — это по-нашему!»
Жуткое подозрение появилось у меня в голове: Елкин! Уж не он ли все это напридумывал, чтобы телезрители не скучали? И когда Ванька появился в палате, напрямую спросил его об этом. Тот нахмурился и многозначительно покивал в сторону красного огонька включенной телекамеры:
— Не теперь!.. Не здесь!..