Самые страшные войска
Шрифт:
— Витя, пошли, притащим эти две батареи из-под забора, начальник приказал.
— Это еще зачем?
— Миша сказал подключать их к самосвалу и заводиться.
— Он что, дурак, этот Миша?
— Да, — говорю, — но он начальник. Так что пошли.
И мы притащили эти батареи на самосвал. У одного аккумулятора сбоку в корпусе была огромная дыра. У второго корпус был треснут и выломаны перемычки.
— Ну что? — говорю Мише с видом усердного солдафона, мысленно потешаясь над ним. — Какие будут приказания?
— Ставь на МАЗ и подключай!
Мише
Сажусь в кабину.
— Включай! — мысленно взмахнул шашкой Миша. Витя-стажер деликатно отвернулся и зажал рот руками.
Я повернул ключ и… никакого эффекта.
— Не заводится, — говорю Мише с притворным удивлением.
Витя отошел на два шага и закашлялся.
— Давай наоборот, плюс подсоедини на массу, а минус — в цепь стартера, — скомандовал Миша.
Мое лицо исказила мучительная гримаса, Витька сжал лицо кулаками.
— Ты чего? — подозрительно скосился на меня Миша.
— Да так, — прохрипел я, подавляя приступ смеха, — на обед что-то нехорошее съел, живот пучит.
— Жрать надо меньше, а то скоро харя треснет!
Хорошо еще, подумал я, провода от батареи никуда не подключены, в воздухе болтаются. А то бы пробило вентили генератора.
И Витя, из последних сил сохраняя серьезность на лице, подключил плюс батареи на массу и минус — в цепь (на самом деле — никуда, но Миша об этом не знал).
— Запускать? — спрашиваю Мишу.
— Постой, — на его лице отразились мучительные сомнения, — если мы наоборот подключили батареи — у нас дизель в обратную сторону не заведется?
Все, финиш! Не в силах сдержаться, я сполз с водительского сиденья на пол кабины и не просто засмеялся, а завыл дурным голосом. Витя-стажер зашел за самосвал и там упал прямо на землю, содрогаясь от хохота. На непонятные, навзрыд, вскрики сбежался весь гараж, стали расспрашивать, в чем дело. Сквозь смех мы кое-как разъяснили причину своего бурного веселья. И тут уже весь личный состав скосила беспощадная эпидемия хохота. Солдатам только дай повод посмеяться — развлечений в лесу немного.
Разумеется, об этом случае узнал весь гарнизон, Мише это часто припоминали, а меня он возненавидел. Словно я виноват, что он глупость сморозил.
И вот, когда мы жили и работали на вахте, Миша пришел к нам в вагончик и объявил:
— С сегодняшнего дня работаем по-новому. Днем на самосвалах работают водители, а ночью — их стажеры. У бульдозериста и экскаваторщика подмены есть.
Ну и ладно, пожали мы плечами, начальству виднее.
В ночь (а ночи там белые — солнце летом не заходит) вместо меня сел за руль Витя-стажер. Но не успел я толком прикемарить в вагончике, как меня поднял Миша:
— Вставай! Там твой стажер самосвал угробил!
— Что случилось? Витя цел?
— Ему-то ничего, а вот самосвал с лежневки в болото съехал, кузов слетел с упоров и раму набок свернуло. А ты зачем руль стажеру передал?
— Так
— Я такого приказа не отдавал! Ты самовольно передал руль необученному стажеру, а сам лег спать. Короче, я еду к механику комбината с докладной, приедет комиссия, будем разбираться. Под трибунал пойдешь за передачу руля стажеру, не допущенному к самостоятельному управлению.
А что, вполне может статься. Начальнику поверят, а солдат и спрашивать не будут. Любит начальство в нашем ЛПК сваливать свои промахи на солдат.
— Ну и подонок ты, — безнадежно вздохнув, говорю Мише. Впрочем, он и так это нал — ему об этом говорили ежедневно.
И я пошел в карьер. В сторонке от остальных машин стоял мой скособоченный самосвал, рядом с потерянным видом топтался Витя и виновато глядел на меня. Но я, даже не взглянув на него, сразу бросился к машине. Один лонжерон рамы сзади был выше другого сантиметров на 15. Это — все, самосвал умер. Гидроцилиндром кузов не поднять — его неминуемо свернет набок. Тяжело вздохнув, я сел рядом с МАЗом. «Писец тебе, дружок, — подумал про себя. — Как говорится, техника в руках букваря — кусок железа».
Вообще-то, Витя — отличный шофер, просто такое с каждым может случиться. Да и загоняли нас совсем: по семнадцать часов в день работали последние две недели. Сначала в ночь, а после завтрака еще полдня, до обеда.
И не пожалуешься никуда — «Солдат, ты не работаешь, ты служишь Родине! А если Родина скажет надо — будешь служить ей круглосуточно. Ты давал присягу служить невзирая на тяготы и лишения».
— Саня, извини, — канючил Витя, — я так тебя подвел…
— Отвали, — сказал я ему беззлобно, — уже ничего не исправишь.
Тут ко мне и подошел Леха Афанасьев.
— Саня, — сказал он мне, — Миша сказал, что привезет комиссию с комбината, акт на тебя составят в трибунал.
— Да, — говорю, — он мне тоже сказал.
— Ты только не горюй, а я тебе помогу. Да и не будет тебе дисбата — не тот случай: жертв нет.
— Чем ты тут поможешь, — и я махнул рукой на скособоченный, изуродованный самосвал, — пристрелить его, что ли?
— МАЗу, конечно, кирдык, но от комиссии тебя отмажу. У нас на зоне был такой случай — отмазались.
— Как?
— Значит, так: у тебя кузов на правый бок скрючило? Подъезжай к моей мехлопате, я нагружу тебе только левый борт. Потом заедь правой стороной на косогор и приподними кузов, чтобы его сбросило на левую сторону. Так раму и выровняет. Правда, ее потом можно будет только выкидывать, но комиссии глаза замажем.
Короче, когда приехала комиссия из трех офицеров нашего комбината (главный механик, мастер ЛЗУ и начальник автоколонны), кузов МАЗа стоял ровно, поперечина рамы была вполне горизонтальна. Командиры страшно ругались на Мишу, обозвали его мудаком и похуже, потом уехали, пообещав ему большой сюрприз в ближайшую получку. И про Мишу опять пошла дурная слава пустозвона и балды.