Самые знаменитые истории любви войны 1812 года
Шрифт:
Итак, во время Венского конгресса император Александр часто бывал у княгини Багратион «по вечерам и во время этих посещений, затягивавшихся до позднего часа, выслушивал интересовавшие его сообщения».
Впрочем, насколько соответствует истине то, что княгиня «состояла на секретной службе», неизвестно. Например, историк Альбер Вандаль прямо указывает на то, что Екатерина Павловна занималась дипломатическим шпионажем в пользу России. Но архивы по этому поводу хранят молчание, оставляя историкам лишь косвенные подтверждения.
У Альбера Вандаля читаем: «В открытой против нас кампании главным помощником Разумовского [20] была женщина, княгиня Багратион. Княгиня на деле
20
Андрей Кириллович Разумовский (1752–1836) — граф, русский дипломат. В 1812 г. по поручению Александра I вступил в неофициальные сношения с Меттернихом. Сопровождал Александра I в заграничном походе, а после отречения Наполеона вел переговоры с Талейраном о мире и подписал Парижский мирный договор. Принял активное участие в Венском конгрессе. Подписал от имени России все дипломатические акты, заключенные в Вене. Остаток жизни прожил в Вене.
В салонах княгини и ее соотечественников выковывалось и другое оружие антифранцузской пропаганды. Отсюда при всяком удобном случае выпускаются ложные известия и изумительные слухи, вызывающие страшный переполох в городе. Тут составлялись заговоры против лиц, стоявших у власти; здесь зарождались оппозиционные страсти, которые, постепенно захватывая все слои общества, вызывали неизвестные доселе вольнодумные разговоры. <.> В результате горсть русских галлофобов заняла в Австрии положение влиятельной партии. По словам наших агентов, она-то и есть постоянная причина беспорядков и смут».
После 1815 года княгиня Багратион перебралась в Париж. Тайная полиция установила наблюдение за ее роскошным особняком в районе Елисейских Полей (rue du Faubourg Saint_Honore, 45). Естественно, прислуга была подкуплена, и из ее донесений следовало, что княгиня продолжала вести разведывательную работу и, уж конечно, не забывала о любовных связях.
Вот, например, фрагмент донесения одного из осведомителей:
«В понедельник вечером, довольно поздно, ушли от нее два поляка, и один из них, граф Станислав Потоцкий, вернулся обратно. Подобные проделки случаются часто. Героями их становятся то один, то другой кавалер. Княгиня очень переменчива».
Много было слухов иоее связях с саксонским дипломатом Карлом-Фридрихом фон Шуленбергом, с принцем Вюртембергским, с лордом Чарльзом Стюартом и прочими.
Среди ее друзей были многие парижские знаменитости — Стендаль, Бенжамен Констан и т. д. В ее салоне бывал Бальзак, который в одном из писем говорил, что княгиня Багратион была прототипом графини Феодоры из его «Шагреневой кожи».
Вот его строки: «Я призвал себе на помощь все свои познания в физиологии, все свои прежние наблюдения над женщинами и целый вечер тщательно изучал
Ее свежие, румяные губы резко выделялись на живой белизне лица. Каштановые волосы оттеняли светло-карий цвет ее глаз, с прожилками, как на флорентийском камне; выражение этих глаз, казалось, придавало особенный, тонкий смысл ее словам. Наконец, стан ее пленял соблазнительной прелестью.
Соперница, быть может, назвала бы суровыми ее густые, почти сросшиеся брови и нашла бы, что ее портит чуть заметный пушок на щеках. Мне же казалось, что в ней страсть наложила на все свой отпечаток. Любовью дышали итальянские ресницы этой женщины, ее прекрасные плечи, достойные Венеры Милосской, черты ее лица, нижняя губа, слишком пухлая и темноватая. Нет, то была не женщина, то был роман.
Женственные ее сокровища, гармоническое сочетание линий, так много обещавшая пышность форм не вязались с постоянной сдержанностью и необычайной скромностью, которые противоречили общему ее облику. Нужна была такая зоркая наблюдательность, как у меня, чтобы открыть в ее натуре приметы сладострастного ее предназначения.
Чтобы сделать свою мысль более понятной, скажу, что в Феодоре жили две женщины: тело у нее всегда оставалось бесстрастным, только голова, казалось, дышала любовью; прежде чем остановиться на ком-нибудь из мужчин, ее взгляд подготовлялся к этому, точно в ней совершалось нечто таинственное, и в сверкающих ее глазах пробегал как бы судорожный трепет. <.> Я ушел очарованный, обольщенный этой женщиной, упоенный ее роскошью, я чувствовал, что она всколыхнула в моем сердце все, что было в нем благородного и порочного, доброго и злого».
А. И. Тургенев же оставил о Екатерине Павловне следующее свидетельство, датированное октябрем 1825 года: «Княгиня Багратион, забыв мать и Россию, проживает последние прелести».
В январе 1830 года, живя в Париже, Екатерина Павловна вышла замуж за английского генерала и дипломата Джона Хобарта Карадока, который был на пятнадцать лет младше ее.
«Ее второй брак с английским генералом Карадоком (лордом Fоуден) оказался коротким и неудачным. Фамилии своей Екатерина Павловна во втором браке не меняла».
Не совсем точно: она вернула себе фамилию и титул первого мужа после развода, возможно, посчитав, что это восстановит потускневший блеск на ее положении в обществе.
Дочь Екатерины Павловны в июле 1828 года была выдана замуж за графа Отто фон Бломе, сына Фридриха фон Бломе и Карлотты фон Платен-Халлермунд. Но долгожданное благополучие разрушилось в одночасье: уже на следующий год юная графиня фон Бломе умерла при родах, произведя на свет сына.
Мальчика, появившегося на свет 18 мая 1829 года, назвали Отто-Пауль фон Бломе. Он станет австрийским дипломатом и политиком.
В том же 1829 году в Санкт-Петербурге скончалась мать Екатерины Павловны — Екатерина Васильевна Литта (Скавронская), возведенная за пять лет до этого в звание гофмейстерины Высочайшего Двора.
В связи с этими прискорбными событиями Екатерина Павловна обратилась к русскому правительству с вопросом о возможности наследования оставленного в России имущества, которое включало в себя несколько деревень.
Отметим, что, находясь за границей, княгиня Багратион старалась тщательно контролировать свои финансовые и имущественные дела на родине. Например, когда ее племянница, Юлия Павловна Самойлова, продала доставшееся ей от бабушки родовое имение в Коломенском уезде, Екатерина Павловна купила его в 1843 году за 375 000 рублей серебром.