Самые знаменитые реформаторы России

Казарезов Владимир Васильевич

О степени нравственной деградации правящей верхушки партии того времени говорит тот факт, что о смерти Алексея Николаевича Косыгина, последовавшей 18 декабря 1980 г., страна узнала только через три дня. Дело в том, что 19 декабря нужно было отмечать день рождения Брежнева и вручать ему очередную звезду Героя Советского Союза. На фоне смерти Косыгина все предусмотренные пышные торжества выглядели бы нелепо и аморально. Промолчали. Хотя умолчание факта смерти столь заслуженного человека явилось еще более аморальным поступком сгруппировавшихся вокруг неадекватного Брежнева членов Политбюро.

Несмотря на то, что реформа не состоялась в том виде, как задумывалась, она сыграла свою роль в подготовке общества к более значительным переменам, начавшимся с Горбачевской перестройки. Ожидать большего в то время вряд ли было возможно. Сошлемся еще раз на Ясина, сказавшего в уже цитированном выступлении о косыгинской

реформе: «Сейчас, когда мы оглядываемся назад, мы понимаем, что, конечно, она не могла изменить ситуацию радикальным образом. Потому что она проводилась в рамках той системы, которая существовала. И в те годы ни у кого даже мысли не возникало о том, что нужно каким-то образом расстаться с этой плановой системой хозяйствования, а шел разговор о том, что надо немножко ее трансформировать, сделать более эффективной, такой, чтобы она могла соревноваться с капиталистической системой, с рыночной экономикой. Но движение было совершенно определенное в сторону самостоятельности предприятий, в сторону развития товарно-денежных, как тогда говорили, на самом деле рыночных отношений. И тогда мы впервые услышали такие слова, как прямые хозяйственные связи, оптовая торговля, договорные цены, фонды стимулирования. Надо сказать, что остальные годы до самого своего конца в 91 году советская экономика жила и разговаривала на том языке, который был создан, разработан тогда».

Так что, желая того или нет, Косыгин, пытаясь оживить экономику страны в рамках существовавшей системы, с тем чтобы эту систему укрепить, сделал большой шаг к ее разрушению.

Михаил Сергеевич Горбачев

(Род. в 1931 г.)

Михаил Горбачев был не лучше и не хуже многих своих коллег — первых руководителей республик, краев и областей Советского Союза. Отработанная за долгие десятилетия система подбора, подготовки, выдвижения партийных кадров, с одной стороны, не позволяла слабому работнику пройти через многоступенчатые фильтры и стать региональным руководителем, с другой — не пропускала наверх людей, наделенных яркой харизмой, выходящей за рамки усредненных стереотипов партийного функционера такого уровня.

А уж для того, чтобы приобщиться к верховному партийному руководству, стать секретарем ЦК или, тем более, членом Политбюро, требовались деловые, личностные качества безусловно выше среднего. Кроме того, повышенное честолюбие, искушенность в интригах и политической закулисной борьбе за власть и влечение, любовь к этой борьбе. И, разумеется, стечение обстоятельств, игра того самого случая, оказывающего решающее влияние на судьбу человека, а через него — на судьбу не только своей страны, но и на мировые события.

Михаил Горбачев безусловно яркая, далеко не средняя личность. Он не позволял своей гордыне выходить наружу в виде каких-то заявлений и тем более поступков, диссонирующих с образом благонамеренного, верного партийной линии функционера.

Трудно себе представить, чтобы человек за семь лет пребывания на посту генерального секретаря изменился настолько, что в итоге стал разрушителем монополии коммунистической идеологии и партийного абсолютизма. Его наверняка уже долгое время до того мучили сомнения по поводу всего происходившего в партии и стране, но он задавливал их или, по крайней мере, не озвучивал. Иначе его бы ждала судьба отступника, диссидента, ренегата еще в начале партийной карьеры.

Восемь лет (1970–1978 гг.) Михаил Сергеевич проработал первым секретарем Ставропольского крайкома. Этого срока достаточно, чтобы не только освоить все премудрости управления регионом, но и начать тяготиться своей ролью. Тем более что в должности первого секретаря крайкома он оказался довольно молодым человеком — в 39 лет, и перспектива уйти с нее на «заслуженный отдых» у честолюбивого Горбачева не вызывала оптимизма. А между тем, являясь личностью неординарной, он не выделялся настолько, чтобы оказаться замеченным высшим руководством и быть выдвинутым для использования его потенциала на благо партии и страны. Да и возглавляемый им Ставропольский край не занимал особого места в народном хозяйстве и не играл какой-либо заметной политической роли в стране, в отличие, например, от Ленинградской, Свердловской, Кемеровской областей или Краснодарского края.

Ставрополье, будучи типичным аграрным регионом, могло способствовать выдвижению своего руководителя лишь благодаря выдающимся достижениям на сельскохозяйственной ниве. Но годы управления Горбачевым Ставропольем не были отмечены какими-либо значительными свершениями такого рода. Однако было одно обстоятельство, которое позволяло руководителю Ставрополья выделиться из общего ряда его коллег. На территории края находятся знаменитые курорты — северокавказские Минеральные воды, часто посещавшиеся высшими партийными

и государственными руководителями. Естественно, первый секретарь крайкома контактировал с ними, опекал их. Чаще других бывал там Юрий Владимирович Андропов, уроженец тех мест, глава всемогущего КГБ и долгое время — член Политбюро. Именно ему отводят решающую роль в выдвижении Горбачева в Москву. Есть вероятность, что непосредственно это решение принималось 19 сентября на железнодорожной станции «Минеральные воды», где встретились четыре человека, в разное время оказавшиеся генеральными секретарями ЦК КПСС. Леонид Брежнев, являвшийся тогда генсеком и следовавший на поезде из Москвы в Баку; Юрий Андропов, член Политбюро, начальник КГБ, отдыхавший на курорте; Константин Черненко, член Политбюро, ближайший друг и соратник Брежнева, сопровождавший его в поездке, и Михаил Горбачев, первый секретарь Ставропольского крайкома партии. Тогда, якобы, и был решен вопрос о переезде Михаила Сергеевича в Москву и переводе его на должность секретаря ЦК, ведающего вопросами сельского хозяйства. Здесь опять же помог случай. Пост «аграрного» секретаря ЦК после смерти Федора Кулакова (июль 1978 г.) был вакантным. Оставайся Кулаков еще долгие годы в строю, Горбачев мог оказаться невостребованным, так как в иной роли, кроме как главного аграрника страны, он не мог попасть в ЦК КПСС. Равно как, не будь столь сильного влияния на кремлевские дела Андропова, благоволившего Горбачеву, также не стать бы ему секретарем ЦК, по крайней мере в то время. А далее могли появиться другие соискатели цековских постов. И Михаил Сергеевич остался бы матерым региональщиком, в силу долголетнего пребывания на посту превратившимся в брюзгу, консерватора, может быть и циника. Кто знает? Но Горбачев вошел в цековские кабинеты молодым, по кремлевским меркам, и не только по ним, человеком. В 47 лет секретарь ЦК, а вскоре — член Политбюро.

Никому на посту секретаря ЦК, ответственного за сельское хозяйство, ни до Горбачева, ни после, не суждено было стяжать славы и сделать карьеру. Оттуда люди уходили в политическое или физическое небытие. Михаил Горбачев — исключение, хотя годы пребывания его в этой роли не были отмечены значительными успехами в сельскохозяйственном производстве. Застой во всем тем более имел место в сельском хозяйстве. Из серьезных дел в аграрной политике того времени стоит отметить разработку и принятие Продовольственной программы (1982 г.) — это детище Михаила Сергеевича.

Надо отдать должное Горбачеву, провинциалу по своей сути, сумевшему вписаться в кремлевский Олимп, удержаться на нем и победить в борьбе за влияние на политику в стране, а потом и за пост генерального секретаря ЦК.

На фоне дряхлеющих старцев, из которых состояло тогдашнее Политбюро, Горбачев был вызывающе молод, энергичен, обаятелен, умел свободно общаться без оглядки на чопорные традиции. Другие члены Политбюро не представляли серьезной конкуренции Горбачеву. За исключением одного — Григория Романова. За его спиной стоял авторитет ленинградского лидера, военно-промышленный комплекс, большое влияние в армии. Он был честолюбив, являлся эдаким сталинистом 1980-х гг., что многим импонировало. Горбачев не располагал рядом факторов влияния, имевшихся у Романова. Но он уже тогда отличался демократическими взглядами на многие явления и не стеснялся их демонстрировать. Другой вопрос — было ли все это следствием убеждений, столь существенно отличавшихся от таковых у окружения, или он проницательным умом улавливал потребности к переменам, витавшие в обществе, уставшем от брежневского маразма, и старался им соответствовать. Наверное, будучи продуктом автократического режима, лишь на словах осудившего культ личности, Горбачев и сам являлся в какой-то степени сталинистом, но, очевидно, в меньшей, чем его соперник Романов. Или, по крайней мере, умел это скрывать. Как бы то ни было, Михаил Сергеевич достаточно безболезненно отказался от груза прошлого, когда это стало нужным.

Михаил Сергеевич мог оказаться генеральным секретарем сразу же после смерти Андропова. Но члены Политбюро в течение четырех дней не могли отдать предпочтение одному из конкурентов-претендентов и взяли тайм-аут, объявив генсеком тяжелобольного Константина Черненко, устраивавшего всех своей недееспособностью.

Тринадцать месяцев номинального нахождения у власти Черненко были наполнены напряженной борьбой за влияние между Горбачевым и Романовым без явного перевеса чьей-либо стороны. Когда же умер Черненко, то генеральным секретарем мог стать и третий человек. В частности, говорили о Викторе Гришине, тогдашнем первом секретаре Московского горкома партии. Решающую роль в становлении Горбачева руководителем партии и страны сыграл Андрей Громыко, которого поддержали представители старой гвардии — Егор Лигачев, Михаил Соломенцев, Виктор Чебриков. На сей раз партия была без генерального секретаря только четыре часа.