Самый человечный человек. Правда об Иосифе Сталине

Прудникова Елена Анатольевна

Верховный выслушал всех, прошелся по кабинету и, нахмурившись, сказал:

– Принимающий Парад Победы должен выехать на Красную Площадь на коне. А я стар, чтобы на коне ездить.

– Почему обязательно на коне? – стали возражать маршалы. – Президент США Рузвельт – тоже верховный главнокомандующий, а на машине парады принимал.

– Рузвельт – другое дело, – возразил Сталин. – У него ноги парализованы были, а у меня, слава богу, здоровые. Традиция у нас такая: на коне на Красную площадь надо выезжать. Традиция! Есть у нас два маршала-кавалериста – Жуков и Рокоссовский. Вот пусть один

командует Парадом Победы, а другой Парад Победы принимает…

На следующий день после парада Сталину было присвоено звание Героя Советского Союза. Однако он принять Звезду Героя отказался, сказав, что он не подходит под статус Героя – это звание присваивают за лично проявленное мужество, а он такого мужества не проявил. С этим, конечно, можно бы очень даже поспорить. Припомнив хотя бы октябрь 1941 года, но тут он уперся намертво: нет, и все!

Та золотая звезда, с которой его рисовали на портретах и которую он носил постоянно, – это звездочка Героя Социалистического Труда. Уж ее-то он, безусловно, заслужил, и не один раз – это во-первых. А во-вторых, рассказывают, что в день 60-летия, когда Сталину было присвоено это звание, Звезду ему к кителю прикрепила Светлана, а на Востоке есть такой обычай: что сделала женщина, так тому и быть.

Еще больший торг начался вокруг звания генералиссимуса. Несколько раз обсуждался этот вопрос, и каждый раз Сталин отказывался. Наконец, потеряв терпение, он заговорил о себе – как иногда в таких случаях бывало – в третьем лице.

– Хотите присвоить товарищу Сталину генералиссимуса. Зачем это нужно товарищу Сталину? Товарищу Сталину это не нужно. Товарищ Сталин и без этого имеет авторитет. Это вам нужны звания для авторитета. Товарищу Сталину не нужны никакие звания для авторитета. Подумаешь, нашли звание для товарища Сталина – генералиссимус. Чан Кайши – генералиссимус, Франко – генералиссимус. Нечего сказать, хорошая компания для товарища Сталина. Вы маршалы, и я маршал, вы что, меня хотите выставить из маршалов? В какие-то генералиссимусы?

Но все-таки его дожали. Рассказывают, что последней соломинкой, сломавшей спину верблюда, были слова Рокоссовского: «Товарищ Сталин, вы маршал и я маршал, вы меня наказать не сможете!» Плюнул и согласился. Очень, кстати, потом жалел…

Но от новой формы он все-таки сумел отбиться. Начальник тыла Хрулев все время что-то изобретал, и вот однажды сшили три варианта формы генералиссимуса, одели троих молодцов, и Хрулев привел их в приемную. Форма, надо сказать, была в духе галантных времен: накидки с алой атласной подкладкой, золотые эполеты, галуны и прочие прибамбасы. Сталин вышел из кабинета, глянул:

– Это что за павлины?

Узнав, что ему предлагается выбрать из трех попугайных костюмов вариант для себя, послал подальше всех вместе с Хрулевым. Так и остался в маршальской форме…

Отбил он и попытку выставить себя в качестве освободителя Европы от фашизма. Когда после Победы решено было поставить в Берлине соответствующий памятник, Ворошилов ненавязчиво посоветовал скульптору Вучетичу, получившему этот почетный заказ, сделать памятник Сталину. Тот, естественно, выполнил совет. Однако был у него и еще один проект – «Воин-освободитель», на сюжет о советском солдате, спасшем

немецкую девочку во время штурма Берлина. И вот оба эскиза выставили в Кремле. Вокруг первого монумента собралась толпа. Вскоре появился Сталин. Подошел к скульптуре, посмотрел. Повернулся к автору, сделал жест рукой с трубкой.

– Слушайте, Вучетич, вам не надоел этот… с усами?

– Это пока эскиз, – пояснил кто-то.

– Автор был контужен на фронте, но не лишен языка, – с ехидцей отпарировал Сталин и показал на вторую фигуру. – А это что?

– Это тоже эскиз, – ответил скульптор.

– Тоже и… кажется, не то же. Покажите…

Так в центре Берлина появился знаменитый монумент. Кстати, в варианте Вучетича воин был с автоматом, а знаменитый монумент, когда воин с мечом в руках попирает свастику, появился после «редактирования» эскиза Сталиным. Правда ведь, так лучше?

Дети Верховного и война

… Как-то раз в конце 30-х годов Сталин собрал сыновей – двоих родных и приемного – и сказал:

– Ребята, скоро война, и вы должны стать военными.

Ни один даже не подумал возразить. Яков и Артем пошли в артиллерийские училища, Василий стал летчиком. Судьбы их сложились по-разному, но все три сына главы государства воевали. Артем отслужил всю войну в артиллерии, закончил ее командиром полка и после войны продолжал службу. Судьбы родных сыновей вождя сложились более драматично.

Яков, имевший высшее образование, поступил в Московскую артиллерийскую академию, после окончания которой получил звание старшего лейтенанта и был назначен командиром батареи 14-го гаубичного артполка. Было это в мае 1941 года, как раз в том самом мае, когда состоялся досрочный выпуск курсантов военных училищ, в преддверии войны. 4 июля их полк попал в окружение, и вскоре Яков оказался в плену. Немецкая пропаганда утверждала, что он сам сдался, но на то она и пропаганда. На самом деле Яков попал в плен, как и миллионы других бойцов и командиров Красной Армии, в неразберихе первых недель войны. Из протоколов его допроса немцами вырисовывается картина, типичная для хаоса окружения.

« – Вы добровольно пришли к нам или были захвачены в бою?

– Не добровольно, я был вынужден… Когда нам стало ясно, что мы окружены, в это время я находился у командира дивизии, в штабе. Я побежал к своим, но в этот момент меня подозвала группа красноармейцев, которая хотела пробиться. Они просили меня принять командование и атаковать ваши части. Я это сделал, но красноармейцы, должно быть, испугались. Я остался один, я не знал, где находятся мои артиллеристы, ни одного из них я не встретил…»

« – …Но раньше ведь у вас говорили: из страха перед пленом красноармейцы лучше застрелятся.

– Я должен высказаться по этому вопросу откровенно: если бы мои красноармейцы отступили, если бы я увидел, что моя дивизия отступает, я бы сам застрелился. Так как отступать нельзя.

– Почему же солдаты покинули вас?

– Нет, это были не мои солдаты. Это была пехота.

– …Зачем вы надели гражданскую одежду?

– …Потому что я хотел бежать к своим… Все те, кто после этого окружения разбежались, начали переодеваться, и я тоже дал себя уговорить это сделать…»