Самый дождливый октябрь

Комарова Ирина Михайловна

– Между прочим, напарник, – заговорила я, крепко держась за перила (все-таки, меня немного покачивало), – ты вел себя отвратительно. И я на тебя… – в этот момент я вышла на крыльцо и увидела сплошную стену воды: словно дверь подъезда, как в каком-нибудь фантастическом фильме, открываясь, выпускала нас не в стандартный городской двор, а в самый центр водопада Виктория. – Ой! Да что же это!

– Это дождь, – просветил меня Гоша. – Ты постой здесь, под козырьком, а я машину подгоню.

Он поднял воротник ветровки, втянул голову в плечи и выскочил под дождь. Куртка, успевшая слегка подсохнуть, моментально потемнела

от воды. Я поежилась в своем стареньком, но кожаном и потому не промокающем, френче. Боевое настроение быстро угасало. Как хотите, но ругаться и предъявлять претензии человеку, который только что вымок до нитки, чтобы подать вам машину к самому подъезду, это как-то… как-то не слишком красиво, что ли? С другой стороны, если спускать Гошке все его выходки, то с ним просто невозможно станет работать! Значит, мне надо не устраивая скандала, деликатно и с достоинством, дать понять напарнику всю неприличность и недопустимость его поведения. Именно так! Когда наш «москвич» остановился рядом, и распахнулась пассажирская дверца, я быстро, прикрыв шишку ладонью, чтобы, не дай бог, не зацепить, юркнула в машину и чинно поблагодарила:

– Большое спасибо.

– Большое пожалуйста, – напарник посмотрел на меня и усмехнулся. – Ладно, Ритка, не обижайся. Признаю свою вину, был неправ, вспылил. Погорячился, – он неторопливо выехал со двора. – Но я, действительно, думал, что ты с отмычкой к Вале в полезла. Вот и психанул.

– Я сразу сказала, что ничего такого не делала, – холодно напомнила я. – Или мое слово уже не считается? Или у нас теперь новые правила и напарнику врать в глаза можно?

– Причем тут новые правила? Там же кроме меня Стрешнев был с ребятами. Что ж тебе, при них признаваться, что ты с отмычкой поиграть решила?

– Гошка, в последний раз повторяю! Я отмычку даже не доставала!

– Да понял я, понял. Я просто объясняю, что правды от тебя в тот момент не ждал. Когда посторонние рядом, это не всегда удобно.

– А-а. Ну… пожалуй, так. Но если бы я врала, я бы тебе дала, как-нибудь понять. Подмигнула бы, что ли.

– Ага, и пальцы скрестила бы, на всякий случай! – развеселился Гоша. – Нет, Ритка, давай лучше без тайных знаков. Я и так пойму, когда ты правду говоришь.

– Получается, Валя поехала на встречу со своим убийцей, – сделал вывод шеф, выслушав наш доклад.

Мы втроем устроились в приемной, как делали обычно, когда Нина уходила. У нее немного другой график, не такой как у нас: днем Ниночка сидит на работе, даже когда делать нечего (впрочем, она всегда находит, чем заняться, обязанностей у нее достаточно), но редко остается после шести. Только в случае острой необходимости. Сегодня, такой необходимости не было.

– Но я не понимаю, – продолжил шеф, – зачем Вале понадобились подельники? Если она открыла сейф и взяла украшения и диск, зачем ей еще кто-то нужен?

Я посмотрела на простой карандаш, лежащий на столе, поверх бумаг. Обычно, когда мы начинаем обсуждение, Баринов что-нибудь вертит в руках, чаще всего, как раз карандаш или шариковую ручку. Однажды он объяснил, что выработал у себя эту привычку, когда бросил курить. Занимал, таким образом, руки, чтобы они к сигарете не тянулись. А я, в свою очередь, настолько привыкла видеть карандаш в пальцах шефа, что сейчас, испытывала дискомфорт. Знаете,

как это бывает: какой-то пустяк не на своем месте, и вы понимаете, что это пустяк, а работать невозможно. А тут еще голова болит… я заставила себя отвести взгляд от карандаша и постаралась сосредоточиться на словах шефа. Действительно, зачем Вале могли понадобиться подельники?

– Может, чтобы сейф взломать? – ляпнула я первое, что пришло в мою больную голову.

Гоша бросил на меня странный взгляд, но от комментариев воздержался, только напомнил коротко:

– Сейф был открыт штатно: родным ключом и кодом. – Напарник сделал короткую паузу и продолжил: – Вообще, я бы сказал, что здесь речь идет не о подельнике, а о заказчике. Допустим, конкуренты, про которых говорит Черников, узнали о новой линии игрушек. Насколько я понял, это особого труда не составляло, так Рита?

– Так, – смущенно кивнула я. – Черников тешил себя иллюзией, что все делается в глубокой тайне, а на самом деле, вся фирма об этом знала.

– Значит, конкуренты, узнав о новых игрушках, начали искать способ добыть дискету с эскизами. Выяснили, что в офисе ее нет…

– Почему ты считаешь, что они это знали?

– Так офисные сейфы никто не вскрывал. Или было что-нибудь?

– Н-нет, – замялась я. – То есть, конкретно об этом я не спрашивала, но разговор на эту тему даже не возникал.

– Что значит, не возникал? – недовольно нахмурился Баринов. – А ты на что? Такие вещи всегда уточнять надо.

– Завтра, первым делом, – пообещала я. – Но мы опять возвращаемся к тому, что ограбление было спланировано из офиса. И как хотите, это не уборщица. Они, информацией о том, что в сейфах есть, а чего нет, просто не располагают.

– Это если она действительно уборщица, – важно надулся Гоша. – А если она засланный агент конкурентов, то все может быть.

Я не сдержала улыбки. Гошка всегда, первым номером из всех подозреваемых, ставит уборщицу. Почему он упорно присваивает криминальные наклонности представительницам именно этой профессии, не знаю. Я, конечно, не так давно в частном сыске, но до сих пор, ни одна уборщица в наших делах не засветилась. Может, какая-то, особенно злая тетенька со шваброй сильно насолила моему напарнику в годы золотого детства? Впрочем, я с Гошей не спорю, тихо получаю удовольствие.

– С другой стороны, – Баринов взял со стола карандаш (я облегченно вздохнула) и покатал его между ладонями, – все, то же самое, могло идти из дома.

– Жена? – тут же, понимающе кивнул Гошка. – Да, она наверняка знала о диске. И с тем, чтобы открыть сейф, у нее проблемы не было.

– Дело не в том, знала она или нет, – возразила я. – Даже если Черникова стакнулась с конкурентами мужа, допустим, они пообещали ей за эскизы хорошие деньги…

– Возможно не в деньгах дело. – Возможно, ее шантажировали.

– Непринципиально. В любом случае, у себя-то дома, зачем ей этот экстрим с ограблением? Она всегда могла выбрать время и скопировать диск. А потом – оригинал в сейф, копию – заказчику, деньги в карман. Или компрометирующие документы. И никто бы ничего вообще не узнал, пока конкуренты свои игрушки не начали бы продавать.

– Логично, – карандаш медленно вращался в пальцах Баринова. – Но если диск тут ни причем? Если мадам Черникова имела в виду свои бриллианты, изумруды, что у нее там?