Самый кайф (сборник)
Шрифт:
– Рекшан? Это ты? Знаю Рекшана. Читал! Много на себя берешь! Ничего, конечно, но это не Шинкарев.
Появился Сапего и тут же продал «Ежику» по требованию последнего кучу митьковских книг. Тем временем народ подтягивался, скоро «Берлога» стала похожа на полосатую тельняшку – многие пришли в униформе и хотели видеть нас пьяными, как в книжке В. Шинкарева. Но увидели картины и всякие питерские тряпки, развешанные на стенах, книжный ларек Сапеги, культурного М. Шагина, вежливого Фила, проникновенного В. Рекшана, положительного В. Соловьева и примкнувшую к ним по всем статьям Л. Горького.
Пока Митя со сцены рассказывал собравшейся толпе о картинах на стенах, а Сапего читал японские стихи собственного сочинения, «Ежик» поймал меня за сценой и стал рассказывать про свою жизнь. В чем-то
– Знаешь, почему меня Волчарой зовут? – Он, оказывается, не «Ежик», а Волк. – Потому что я Вульф! Немец я. Западносибирский немец. Нас тут, немцев, всего несколько человек уцелело…
Стараясь оставаться корректным, я вырвался на сцену с «Ебанесом», и все мне хлопали в ладоши, потому что я самый что ни на есть аутентичный рокмен, просто мен, классик жанра, блядь, харизматический хрен…
После меня Митя продолжил обаевывать зал, а Волчара подловил рокмена за сценой, взял под руку, вытер слезу (не мою) и произнес задушевно:
– Я ошибался про твои книжки. Спасибо, друг, что приехал. Дай я тебя угощу.
– Так я не пью уже много лет, – стал я привычно отбояриваться.
Но Волчара был еще и филологом и нашел выход:
– Тогда «пепси».
За отказ от «пепси» он мог и убить. Но я согласился еще и потому, что мне интересны люди, если не слишком с ними дружить. Люди рассказывают истории, из их историй складываются мои.
– «Пепси» так «пепси»! – сказал я.
Рокмен думал, что Волчара поведет его в бар, находящийся тут же, на втором этаже, с балкона которого видно, как местные музыканты грохочут в поддержку митьковского дела, но бар остался в стороне. Мы спустились по лестнице и вышли на улицу. На нее уже моросил дождичек. Я испугался, что Волчара уведет меня в какой-нибудь кабак, где станет напиваться и рассказывать про войну и филологию. Но все получилось проще и смешнее. В сотне метрах, за сквером, мы обнаружили себя возле дверей магазина «24 часа», и Волчара приказал ждать. Я спрятался в кустах под деревом, стараясь не промокнуть. После сцены я не успел переодеться и вышел на улицу в тишотке (так Лимонов называет ненавистные ему американские рубахи) и уже начал замерзать. Волчара появился скоро. Он принес «пепси» и себе алкоголя. Он стал рассказывать про чеченов, ментов и бандитов. Мы стояли под дождем довольно долго. После вернулись в «Берлогу» и мне удалось переключить Волчару на Д. Шагина. Он хотел переключаться на Л. Горького, но я настоял на Шагине. Эта канитель продолжалась почти до утра. Силы кончились в полночь. А поезд уходил в три утра. Но он ушел. Сибирь сменилась мучительной Москвой. Однако и у Москвы бывает конец.
Перед тем, как рухнуть на верхнюю полку плацкарты, я спросил у себя, разглядывая почти чужое лицо в зеркале сортира:
– Что это было?
– Это Родина твоя, сынок, – ответил сам себе, как пациент психоневрологии.
P. S.Зря вы думаете, будто мы на этом остановились. Концертный директор рок-групп «Дип перпл», «Аквариум», «Назарет» и всех остальных, Женя Колбышев, повез нас в декабре в Красноярск, и там оказалось не так холодно, как мечталось. Там нас встретил симпатичный мужчина со славянским лицом по имени Сулейман и начал кормить от заката до рассвета. Поскольку Шагин остался в Питере рисовать ежика с губернатором Матвиенко, мы съели всё сами. Между блюдами Женя Колбышев танцевал на столах зажигательную джигу, и нам почему-то не начистили рожи. Местные молодежные толпы, переодетые в тельники, заполонили все огромное музейное здание на берегу речки, и мы в толпе митьков потерялись. Из окон гостиницы был виден огромный червонец – теперь я точно знаю, что изображено на десятирублевой банкноте. Все хорошо в этих путешествиях, кроме Москвы, через которую вечно приходится переезжать,
Митьковский саммит прошел в Пушкине
8 июля 2006 года в пригороде Петербурга, г. Пушкине, в час дня при убедительном скоплении публики началось действие, которое вполне можно назвать судьбоносным.
Артистическое движение «Митьки» цепко держит пальцы на пульсе времени. Пока лидеры «восьмерки» еще только готовились к встрече в Северной столице России, митьки уже провели свой саммит. Встреча началась в сквере возле Пушкинского музея современного искусства и состояла из нескольких частей: художественной, спортивной, музыкальной и дискуссионной. В заглавной речи Дмитрий Шагин заявил, что митьки против гламурности в искусстве да и против глобализации тоже. После просмотра картин, выставленных на пленэре, зрителям предложили поучаствовать в Митьковской олимпиаде. Главный судья, писатель и музыкант Владимир Рекшан, то есть я, обратился к народу с такими выразительными словами:
– Еще в древнегреческие времена имелись профессиональные спортсмены и их называли атлетами. Любителей, то есть всех остальных частных людей, называли идиотосами. Именно на идиотосах держится мир! Именно ими – вами! – богата Россия!..
Художник Кузярушка выехал на велосипеде с олимпийским огнем (вырезанным из фанерки), и под звуки «Прощания славянки» Олимпиада началась. В состязаниях по метанию женского чулка победил идиотос из Вологды Денис Поздняков с новым олимпийским рекордом (16 м 58 см). Второе место занял скрипач группы «Аквариум» Андрей Суротдинов (13 м 80 см). Игра в «Чапая» (щелкание шашек друг в друга) также дала ярких лидеров – в тяжелейшем финале победил Алексей Красильников.
После показательных заездов на велосипедах «Кто медленней», бега в мешках и перетягивания каната прошел футбольный матч. В нем возрастные митьки уступили более молодой и амбициозной команде Музея современного искусства, и Владимир Рекшан, то есть я, сделав несколько винтов в стиле Зидана, чуть не дал дуба от своего пятидесятишестилетия.
Тридцатипятиградусное пекло не помешало саммиту. После закрытия игр на импровизированной сцене оказались молодицы из «Модного дома Наташи Пивоваровой». Под пение песен на травяной подиум выходили девушки в нарядах, исполненных из советских флагов и постсоветских секонд-хендов. Зрители присоединялись и танцевали. За «Модным домом» саммит продолжил митьковский оркестр «Зачем», который стал бесконечно долго петь песню Джона Леннона «Пауэр ту зе пипл» («Власть народу»). Но стойкий народ не разошелся, а дождался дискуссии об искусстве, прошедшей в музее. Там были намечены действенные пути против гламурной глобализации.
Тихие дни в Клиши
Мы жили у западного подножия монмартрского холма, неподалеку от станции метро «Ля Фурш». Там было действительно тихо. По ночам. А по утрам нас будили парижские дети, начинавшие играть в мяч во дворе под окнами…
Рок-группа «Санкт-Петербург» выехала в Париж в июне 2006-го в составе: 18-летний Саша Гульцев (вокал, клавиши), 27-летний Илья Ивахнов (ударные, бэк-вокал), 46-летний Николай Богданов (самый быстрый гитарист мира) и 56-летний на тот момент я. Планировался еще почти 50-летний Дмитрий Шагин, но маэстро сказался больным. Могли бы поехать в Париж и мои поющие девушки – всегда говорил, что моя рота может развернуться до батальона, – но девушкам в Париж рано.
Дело предстояло серьезное – выступление на заключительном концерте фестиваля «Русская весна», планировавшемся во Всемирный день музыки – праздник вполне официальный. Почему «Русская весна» проходит осенью – было не совсем понятно, хотя суровый отечественный климат позволял совместить нашу весну с их летом. Смущало другое – кому нужны наши напевы на берегах Сены? Во Всемирный день музыки и без нас поют и пляшут на всех углах именитые и безымянные. Чтобы отличиться в лучшую сторону, пришлось придумать нечто оригинальное – драматическое сопровождение, – и назвать предполагаемое действие так: «Репетиция оркестра». Как бы умудренный годами и опытом мэтр-я посвящает вновь прибывших в «Санкт-Петербург» в тайны рок-музыкальной философии, ностальгируя о минувших деньках…