Самый лучший праздник (Сборник)
Шрифт:
Ах, черт! Дункан почувствовал, как внутри у него все сдавило.
Джеймс и не представляет, с чем ему предстоит столкнуться. Он знает Брук лишь поверхностно; он видел лишь то, что может у нее взять, даже не дав себе труда задуматься, какая она на самом деле.
Слава Богу, это проблема Джеймса, а не его, Дункана!
Брук на минутку закрыла глаза, затем снова открыла, и лицо ее засияло ярче елки.
Когда Дункан наконец вспомнил о необходимости дышать, он выругался про себя. Потому что теперь это была его проблема.
ГЛАВА
— Брук, дорогуша! Будь серьезной, — говорила Салли, переходя из кухни Брук в гостиную. — Ну зачем мне было класть тебе в носок грушу с перышком куропатки?
Брук посмотрела на свою подругу. Никто больше не может быть такой белокурой, такой умной и выглядеть так хорошо в этом свитере с дерзким геометрическим разноцветным рисунком, облегающем изумительно стройные бедра!
— Потому что это вполне в твоем духе, вот почему!
— Это мог быть любой из наших жильцов, — терпеливо объясняла Салли, теребя ворот свитера. — Вчера была суббота. Жильцы все время входили и выходили. Теперь все знают, как ты любишь этот праздник! Прими подарок как жест признания, чем он, я уверена, и является.
Брук, подобрав под себя ноги, устроилась на черной подушке стула.
— Это нечестно! То есть я хочу сказать, сюрпризы я люблю. А вот анонимность ненавижу!
Салли провела рукой по волосам и сменила тему:
— У тебя все готово для сегодняшнего вечера?
— Да. Но не пытайся заговорить мне зубы.
— Но ведь нам надо обсудить обед. Ты ведь за этим меня позвала?
Брук действительно позвала ее за этим. Но она еще хотела спросить Салли о груше. Посмотреть в большие карие глаза подруги, когда та будет отвечать. Неужели Салли действительно не знает, чей это подарок?
Для Брук было невыносимо оставаться в неведении. Она не привыкла к сюрпризам. Дома она всегда сама наполняла рождественские носки всем домочадцам, в том числе и себе самой, фруктами, орехами и леденцами.
И она всегда твердо знала, что еще найдет в носке со своим именем. Большинство Бейли страдало от полного отсутствия воображения. Брук обычно получала в подарок невероятное количество завернутых в золотистую бумагу шоколадок.
— Хорошо! — Она подняла руки в знак поражения. — Если ты клянешься, что это не твоих рук дело…
В глазах Салли появился озорной блеск.
— Брук, лапочка! Это же Рождество! Я никому ни в чем не должна клясться!
— О, прекрасно! Тогда не жди в своем носке ничего, кроме уголька!
— Замечательно! — Подбоченившись, Салли склонила голову набок и хитро улыбнулась. — Мне же нужно чем-нибудь обогреть квартиру!
— Ты действительно видел, как Брук нашла грушу? — спросил Джеймс между двумя глубокими размеренными вдохами-выдохами во время пробежки в парке.
— Да, — выдохнул в свою очередь Дункан.
— Что она сказала?
— Не очень много.
В Сиэтле Дункану приходилось заниматься упражнениями в помещении.
— Она удивилась?
— Да. По-настоящему удивилась.
— Поинтересовалась, от кого это?
— Она не спросила.
Конечно, он всегда мог хорошо потренироваться. Нет ничего хуже, чем обрюзгшее тело в тридцать пять лет. Особенно у доктора, который проповедует своим пациентам здоровое питание и физкультуру. Ему нужно было…
Джеймс взял Дункана за руку и остановил его.
Дункан вырвал руку.
— Какого черта?
— Послушайте, доктор Кокс! Я хочу получить прямой ответ! — Положив руки на пояс, Джеймс делал глубокие вдохи и выдохи, чтобы нормализовать дыхание. — Что сказала Брук, когда нашла грушу? Если ты, конечно, можешь вспомнить.
О, Дункан хорошо это помнил! Сомневался, что когда-нибудь забудет — не столько слова, сколько взгляд. Возбужденный блеск ее глаз. То, как она сначала погладила кончиками пальцев носок, затем завернутую в кружево грушу. То, как ее губы раздвинулись во внезапном вздохе, а потом расплылись в улыбке, до сих пор живущей в его мечтах.
— Ну? — настаивал Джеймс.
Дункан уперся руками в колени и опустил вниз голову.
— Я вспоминаю.
Он думал о Брук. А этого ему не хотелось. Надо думать о том, какая славная погода, о том, как он хорошо пробежался. Мысли же о Брук были нарушением границ. Предательством дружбы с Джеймсом. Предательством идеалов самого Дункана. Он был глубоко предан своем убеждениям, обету никогда не поддаваться чувствам.
Брук же заставляла его чувствовать. Будь все проклято!
Он выпрямился.
— Она сказала: «Куропатка на груше. В первый день Рождества».
Джеймс нахмурился, переваривая информацию.
— Так и сказала?
— Да. — Дункан повернулся и направился обратно.
Он не собирался рассказывать больше. Рассказывать о том, как удивительно звучал ее голос, какой благоговейный ужас появился на ее лице. Рассказывать о своих чувствах к ней.
— Хорошо развлеклись? — спросила Брук. — Как прошел вчерашний вечер с Джеймсом?
Салли плюхнулась животом на груду подушек цвета зеленого винограда, покрывающих сооружение, служащее Брук диваном, устроилась поудобнее и оперлась подбородком о ладонь.
— Он великолепен! Как ты и говорила.
— Да? Правда? Хочу подробности! Обед в правлении был…
— …типично политическим!
— А Джеймс был…
— …имел оглушительный успех!
— И ты тоже, не сомневаюсь! Очаровала всех, кто может быть тебе полезен?
Нахмурившись, Салли уткнулась в подушку.
— Ух-х!
— Сал?
— Это был вечер Джеймса! Не мой! И ты это знала!
— Да, я это знала. Но ты, конечно, все-таки кое с кем встретилась?..
— Да, встретилась с несколькими людьми. — Салли поджала губы.