Самый лучший стрелок
Шрифт:
– Ты знаешь, наших ребят отправляют завтра в Москву. Ой, Толя, ты здесь, а я то думала, что я первая Таньке сообщу эту новость. Пойдемте ко мне. Я уже Сашу выловила, через пять минут он придет туда. Мы справим проводы и расставания. Мама вина приготовила, первый раз в жизни напьюсь.
На аэродроме только одна неприятность, это надо всегда чего то ждать. Подали "ИЛ" и мы уже хотели погружаться, как вдруг команда: "отставить". К самолету подъезжает большая грузовая машина. Лейтенант тыкает
– Ты, ты, ты и ты...
– палец уперся в меня.
– К машине.
Мы подходим к машине, откидываем задний борт. Внутри три гроба. Самый центральный покрыт красной материей и на нем венок перевитый лентой, на которой надпись: "Генералу П. от комитета гос. безопасности".
– Разгрузить машину, - требует лейтенант, - гробы перенести в самолет.
Мы перетаскиваем гробы в самолет и только после этого, солдатам разрешают приступить к погрузке.
– Первые жертвы войны, - комментирует мне на ухо Сашка шепотом.
– А те 22 человеческие жертвы и те... больше десятка наших солдат погибших в провокации...
– Тише, ты. Это были жертвы прелюдии к войне. Сколько теперь еще будет этих гробов. Война, судя по всему, только началась.
– Ты откуда знаешь?
– Я слышал, как наш батя обсуждал по телефону вариант посылки небольшой группы "Дельты" в Герат. Там наши части немного придержали...
– Ну и что?
– Вроде все уладилось...
– Тише, литер идет.
Мы притворяемся, что заняты делом и затащив свое барахло в самолет, уже подобрали себе уютное место.
– Смотрите, наши отъезжают, - кричит один из солдат у входа в самолет.
– Кто наши?
– Да гражданские же.
Мы как на пружинах подскакиваем и пробираемся к двери. На поле аэродрома выезжают грузовики, из них выскакивают женщины, дети и несколько мужчин.
– Ты Дашку не видишь?
– спрашивает меня Сашка.
– Нет.
– Отойти от двери. Приготовиться к взлету, - командует лейтенант.
Все. Прощай Афганистан. Мы развязали войну, теперь умирать в этой кровавой бойне предоставим другим.
Первыми меня учуяли собаки. Поднялся такой гвалт, будь то к нашему дому подошли сотни врагов. Вытянув шею, впереди несся Хонди. Он подпрыгнул так высоко, что точно достал своим языком моей щеки.
– Хонди, собачка моя.
Я склоняюсь к нему, но буря восторга так высока, что пес извивается ужом, нещадно молотя себя хвостом и мотая головой. Другие окружили нас и почтительно потявкивают или пытаются прилизаться под мою руку.
– Кто здесь?
На лыжах стоит с двустволкой отец.
– Неужели, Анатолий.
– Я приехал в отпуск.
– Здравствуй, Толя.
Он обнимает меня.
– Пойдем домой. Вот наши то обрадуются.
Мы за столом. Мать и бабушка, как помолодели, они сидят за столом, подкармливают
– Ты там был?
– вдруг спросил меня отец.
– Где там?
– В Афганистане. Туда послали много наших.
– Проскочил так..., - нехотя тяну я.
– Ордена там заработал?
– В основном, там.
– Не забыл как стрелять надо?
– Не забыл.
– Толя, ты стрелял в людей?
– тревожно спрашивает мама.
– Ну что ты, мама. Я был там, когда еще и война то не началась.
– Эх жалко, что ты не был в гуще сражений, - сокрушается отец.
– Ну и правильно, - не выдерживает бабушка, - убили бы и все...
– Тольку? Да его не одна пуля не возьмет...
– Брось ты? Плюнь лучше через левое плечо три раза.
Отец смеется, но плюет.
– Ой, я забыл, мама, в Афганистане в магазине приобрел.
Я лезу в чемодан и достаю толстую цепочку змейку. Мать ахает от изумления, они с бабушкой щупают необыкновенную диковину.
– Сколько же в нее надо денег вложить?
– спрашивает бабушка.
– Там наши деньги в цене...
Вечером я раздеваюсь и мать, открыв рот, с ужасом смотрит на мою ногу.
– Что это у тебя?
– Шрам. Нечаянно задел за рваное железо.
– Господи, слава богу, что все в порядке.
Она щупает ногу.
– До чего же длинный и как тебя только угораздило...
Хонди, на правах первого друга, ложится рядом с кроватью на коврике.
Мы идем с отцом на лыжах, по вспухшему от снега лесу. Впереди, как всегда, Хонди. Собачка немыслимыми приемами осиливает сугробы.
– Так все таки, ты участвовал в боевых операциях в Афганистане? спрашивает отец.
– Участвовал.
– Я так и думал. Молодец, что не расстраивал мать. А у нас здесь тишина. Только новый секретарь обкома малость нервы портит.
– Браконьерством занимается?
– Да нет. Все этих пакостников под свою защиту берет. Я тут придавил двоих с деревни, где ты сдавал экзамены. К суду их притянул, так он их из дерьма вытянул, они опять теперь шалят...
– Кабана бьют?
– Нет, оленя в основном...
Мы обходим участок и возвращаемся домой.
Я их выловил на пятый день моего отпуска. Идет крупный, разлохмаченный снег. Вдруг звуки выстрелов всколыхнули лес, встряхнув с веток деревьев, неокрепшие сугробики.
– Хонди, тихо.
Мы идем на звуки выстрелов. Двое мужчин на снегу ножами потрошат лося. Они сняли лыжи и прислонили их к дереву.
– Федя, привет, - говорю я негромко.
Мужик в рыжей шапке подскакивает и с ужасом смотрит на меня. Второй, более энергичен, он выхватывает ружье и тут же я стреляю. Ружье вылетает из его рук и исчезает в снегу, метрах в пяти за ним.