Самый лучший внук
Шрифт:
— Я знаю, ты работаешь на них. Они смотрят на меня твоими глазами. Они слышат меня твоими ушами. Ненавижу!..
Второй удар выбил Джонни решетку динамика. Шматком мяса отлетела к верстаку оторвавшаяся силиконовая губа. Белая пена залила развороченный рот.
— Ты вещь. Наша вещь. Что хочу, то и сделаю. А ты не смей делать то, что я ненавижу!..
Третий удар вспорол жестяной бок, вывалил наружу требуху проводов и шлангов.
— Я хоть иногда хочу быть собой… Я хоть иногда хочу быть один…
Рон, тяжело дыша, отложил кайло. Руки
— Уж извини, железяка. Тут уж или я, или ты…
Он взял с полки дисковую пилу и воткнул вилку в розетку удлинителя.
У него было запасено еще много инструментов.
— А где Джонни? — спросила бабушка Ангелина, удивившись тому, что у калитки ее встретил не робот, а внук.
— Пошел в магазин. И пропал. — Рон выглядел встревоженным. — Вот уже полчаса как должен был вернуться. — Он посмотрел в конец улицы, словно действительно ожидал там увидеть Джонни. — Может, случилось что?
Они направились по тропинке к дому, то и дело оглядываясь.
— У нас же все есть, — недоумевала бабушка Ангелина. — Он же вчера весь холодильник забил.
— Он хотел что-то особенное купить. Сюрприз сделать.
— Это так на него похоже… Он ведь вернется, правда? — бабушка Ангелина остановилась перед крыльцом и с надеждой посмотрела на внука.
— Конечно, вернется, — заверил ее Рон и осторожно взял за руку.
Три недели она почти не спала, прислушивалась к каждому шороху на улице, подолгу сидела у окна, часто выходила на улицу, иногда забывая одеться, стояла, держась за невысокий забор. У нее пропал аппетит, к ней вернулись забытые болячки — бабушка Ангелина стремительно возвращалась в свой возраст.
А Рон делал вид, что занят поисками.
— В магазине его не было, — докладывал он. — Соседи тоже ничего не видели…
— Может, заявить в полицию? — Я уже это сделал…
Полицейские приехали на обычном такси. Они были похожи на обожравшихся охотничьих псов, у них были ленивые умные глаза и слюнявые вялые рты. Рон запретил Ангелине разговаривать с ними, он отвел их в сторону и долго объяснял, агрессивно жестикулируя, что у старушки пропал кот Джонни, и она сейчас немного не в себе, а кот был породистый, возможно; он не прЬсто сбежал, а его увели, украли, и было бы неплохо его вернуть, ведь таких котов немного, он почти чемпион, а бабушка в нем души не чает, чуть ли не за члена семьи считает, почти что за человека, иногда даже заговаривается…
— Они сказали, что роботов часто воруют, — отчитывался Рон, когда полицейские убрались. — Находятся умельцы, которые их перепрограммируют.
— Но он живой?
— Живой, — соглашался Рон, хотя точно знал, что Джонни мертв.
Джонни никогда не был живым.
— Может, все же, он вернется?
— Все может быть. Могло так получиться, что у него в мозгу что-то замкнуло, и он просто заблудился… Как знать…
Шли дни, и бабушка Ангелина постепенно стала привыкать к тому, что Джонни больше нет рядом. Но иногда она надолго уходила в свои мысли,
Шли недели — Джонни не возвращался, а бабушка Ангелина все еще его’ ждала. И бывали моменты, когда Рон, глядя на нее, жалел о том, что сделал.
И злился…
А потом кончилась зима.
А потом было лето.
— Вряд ли Джонни вернется, — сказала она однажды, и Рон вздрогнул. Он не ожидал услышать это.
— Прошло слишком много времени, — сказала она задумчиво и посмотрела на ходики. Она уже давно не видела ни стрелок, ни цифр, но последнее время она стала замечать, что не может разглядеть и циферблат.
Ее зрение ухудшалось.
— Наверное, я скоро совсем ослепну, — вздохнула бабушка Ангелина. — А потом умру… Как жаль, что роботам нельзя ходить в церковь. Значит, мы не встретимся и на небесах…
Рон молчал.
— А может быть я умру раньше, чем ослепну. Это было бы хорошо.
— Ты проживешь еще долго. — Он погладил ее руку и вспомнил, как это делал Джонни. — С тобой все будет хорошо.
Она улыбнулась ему:
— Спасибо… Я так рада, что ты нашелся. Что ты сейчас рядом. Я так этого ждала. Много-много лет…
Рон смутился. Спросил неуверенно, тихо:
— А ты… ты ждала меня так же, как ждешь его?
Она не услышала.
Но Рон знал ответ. И злился.
Злился на себя.
Лето прошло незаметно.
Осень тянулась долго.
А потом высыпал снег, и время застыло совсем.
Бабушка Ангелина лежала в постели и тихо болела. Она совсем ослабела; иногда казалось, что ей не хватит сил для следующего вдоха. Рон сидел рядом и дышал вместе с ней.
— Помнишь наше прошлое Рождество? — спросил он. — Я тогда так объелся, что едва поднялся из-за стола. А ты все рассказывала о маме, о дедушке, обо мне…
— А потом Джонни принес альбом с фотографиями, — чуть слышно сказала бабушка Ангелина.
Рон кивнул.
Они молчали так долго, что автоматика притушила свет, решив, что люди заснули. Но Рон встрепенулся, и матовые лампочки вновь накалились.
— Скоро новое Рождество. И Новый год. Ты веришь в чудеса, бабушка? Я помню, ты всегда мне говорила, что они есть… Я помню твои чудеса…
На стене ходики звонкими щелчками отмеряли время. И Рон вдруг понял, что если бабушка умрет, то эти старинные часы остановятся. И тогда умрет сам дом — ведь ходики — это его сердце.
А вместе с домом умрет и время.
Время его короткого детства.
Темной тихой ночью за день до Рождества, когда бабушка Ангелина спала, Рон спустился в подвал и до самого утра что-то там делал.
— Просыпайся… — что-то холодное коснулось ее руки. — Просыпайся, бабушка Ангелина.
Она открыла глаза.
Светлое блестящее лицо склонилось над ней.
— Джонни? — выдохнула она, не сомневаясь, что видит сон.
— Это я. Джонни. Друг… — Его голос был похож на голос внука. — Я вернулся, но ненадолго.