Самый предпоследний шаг
Шрифт:
– Я все знаю, гулять буду! – я шла хвостом за мамой, которая согревала и кормила собачку, наглядеться на неё не могла!
– Ну-ну… Посмотрю я завтра, как ты встанешь на сорок минут раньше, – хмыкнул папа. И был удивлён донельзя, потому что, шатаясь и сталкиваясь со стенами и косяками по причине полузакрытых глаз и общего сонного настроения, я показалась в кухне ровно в шесть двадцать и отрапортовала, что к выгулу собаки готова.
– Только вот… Как бы её назвать? Ну, хоть морально надо же имя дать!
– Как? – папа призадумался, а потом глянул на календарь и решительно заявил: – Нашлась в январе, будет Варя!
И пошли мы с Варей гулять. Сколько
Зато после школы я целый день провела с Варей. Собака была несколько в шоке от такого внимания, вычёсывания, угощений и игрушек, но отнеслась к этому философски-снисходительно, типа: «чем бы дитя не тешилось, но раз уж тебе так хочется, почеши ещё под правой передней лапкой».
А вечером у меня чуть не случилась трагедия, потому что папа нашёл Вариных хозяев! Он, как человек аналитического ума, отправился в местный ДЭЗ, опросил дворников, те напряглись, но вспомнили, кто и где видел маленькую беленькую собачку. Потом, воодушевившись, сделали ещё усилие и даже сообразили, с кем её видели. Минут через сорок перед папой рыдала старушка – хозяйка Вари, а её муж, нервно сжимая в руках поводок с ошейником умолял им вернуть их Матильду. Как будто папа отказывался…
Варя, которая оказалась Матильдой, кинулась к хозяевам, плачущим уже на пару, и восторженно закружилась возле них.
– Да какое же счастье, что ты жива! Родненькая моя! Лапушка моя! – причитала хозяйка, обнимая белую и вычесанную до шелковистого состояния собаку. Хозяин только виновато кивал головой. Он плохо застегнул ошейник, и шел себе, задумавшись о чём-то, как выразилась хозяйка:
– И чтоб больше не о переговорах Громыко в Женеве думал, он и без тебя, растяпы, управится как-нибудь, а о том, что за тобой собака идёт! Привёл… Поводок с пустым ошейником… Я в крик, в слёзы, где Мотя? Думали, всё, замёрзла, погибла! Ах, ты солнышко моё беленькое! Ой, спасибо вам огромное!
С этими причитаниями, растроганным мужем и Матильдой, которая для меня так и осталась январской Варей, она и удалилась. А через две недели, уже в феврале, папа принёс за пазухой выкопанную из сугроба бело-рыжую и голубоглазую кошку, но это уже совсем другая история… Февральско-кошачья!
А теперь мы послушаем начальника транспортного цеха
Ночь… Дождь… Тишина… Ну, то есть она была где-то тут только что. Наверное!
– АааВууууВ! Ваавуаа!
– Мюкла! Заканчивай монологи принца датского! – шиплю я тихо. Тихо, потому как все спят. По крайней мере, я так думала. Стоило мне выйти для того, чтобы лично собаке выразить мои эмоции по поводу её доклада в три часа ночи, как я осознала, насколько я была не права!
Практически весь коллектив собрался и внимает докладу собаки.
–
Моя первая собака – малый серебристый пудель умела очень и очень много, но была молчалива. Хотя её папенька Фидель и пел под аккомпанемент, и на вопросы вполне обдуманно отвечал. Его хозяйка о чём-то спросит, а он призадумается и выдаст тираду в ответ. Да, понятное дело, что по собачьи, но очень выразительно и к месту. А вот дочка его так не могла, равно как и остальные мои собаки. Все думали много и явно по делу, но предпочитали молчать. А мне очень хотелось хоть иногда побеседовать с собакой.
– Домечталась! Получите, распишитесь. Кушайте и не обляпайтесь! – а что я могу ещё сказать? Даже ругаться на неё не получается. Сама же хотела? Хотела! Нате!
– Ваааууууваааа! – продолжает Мюкла.
– Что тебе ува или вау? Три ночи! Какие тут могут быть вау?
Мюкла смотри укоризненно. Мол, что же ты не понимаешь-то, а? Вот попалась к такой неразумной хозяйке! Вкусности прячет, лазить на кошачью домики за лакомствами не разрешает, последнюю котлету и ту изо рта достала, можно сказать! И что обидно-то! Говори-не говори, а всё равно хозяйка, телепень такой, не понимает!
– Вааааууууу-вааа! – она уже прямо по слогам мне высказывает своё негодование!
Я вспоминаю свою лучшую институтскую подругу Наташку, которая после двух весьма и весьма продолжительных и зубодробительных лекций вышла из аудитории в несколько ошалевшем виде, и на вопрос знакомых студентов, что именно её довело до такого отчаянного состояния, сфокусировалась, воздела руки, и выдала что-то вроде:
– Ить-вить-мить-эээээ…
– Аааа, тогда понятно! – уважительно согласились коллеги-студенты. В самом-то деле, что только не было в МИИТе. И такое запросто могло бы быть! Происходило это в людном коридоре, и фраза почему-то настолько понравилась окружающим, что её вовсю цитировали и на других курсах.
Так вот это самое сосредоточенное выражение морды Мюклы живо напомнило мне мою подругу. Даже ругаться на собаку расхотелось. В самом-то деле, не часто увидишь в ночи собственную псинку с выражением морды наподобие лица студента, умученного знаниями, которые уже никуда не вмещаются.
– Короче, Склифосовский, чего надо-то?
Собака спрыгивает с сундука в прихожей, который у неё играет роль кресла и мчится в кухню и явно на меня оглядывается, иди мол, полюбуйся, раз уж спросила.
Зашла.
– Вот жеж! Это да! Это вау, по-другому и не скажешь!
На полу, уютно завернувшись в кухонную занавеску, с видом крайне усталого животного, которое выполнило тяжкую работу и заслужило право на отдых, возлежит кот Пух. Мало того, он уже и уснуть успел. На него Мюкла и жалуется!
И вовсе не потому, что он занавеску сорвал! Он с мягкого котячества дико боится высоты. Его соседские дети перекидывали из рук в руки и, видимо, несколько раз уронили. Так что он точно ничего не сдирал. Просто нашел новую лежанку, так удобно расположенную прямо у него на дороге, ну и прилёг отдохнуть. Для Пуха это нормально. Он у нас по большей часть в своём мире живёт. Но, вот Мюкла такое отношение к жизни не понимает и опасается, тем более, что, когда на Пуха находит воинственное настроение, он на неё охотится. Идёт на вы! Короче, Мюкла Пуху на глаза старается не попадаться. А ей самой тут полежать хочется! Когда она ещё на занавесках полежит, а? Правильно! Другого шанса может и не представиться! И как тут не пожаловаться на жизнь?