Самый синий из всех
Шрифт:
– Мальчишки такие дураки, – с нервным смешком выпаливает вдруг Оксана.
И вот тут я с ней согласна. Хотя бы потому, что за все то время, что они с Егором обжимаются перед моей партой, он ни разу не спросил, какую музыку она слушает, какие книги читает или, ну, не знаю, о чем мечтает. Зато он все время пялится на ее грудь и постоянно пытается облапать.
Мне вдруг хочется о чем-нибудь ее спросить.
– М-м-м, у тебя есть любимая книга?
Оксана быстро отводит взгляд от синей пряди в моих волосах и пожимает плечами.
– Не знаю. Я мало читаю. Наверное… наверное,
Я издаю тихий смешок, вспомнив про шрам Егора. Да уж, ирония… Оксана смотрит на меня непонимающе, и я торопливо добавляю:
– Думаю, Распределяющая шляпа отправила бы тебя в Пуффендуй.
Я говорю это только из вежливости, чтоб поддержать разговор. Но Оксана от моих слов расцветает в улыбке.
– Вот и Егор так говорит! – радостно восклицает она. А затем быстро облизывает губы и нервно шепчет. – Ты не обижайся на него, ладно? И не жалуйся учителям, что он тебя… Ну, словом, что он… Ты же понимаешь, да? Пожалуйста. Его могут выгнать из школы. Я с ним поговорю, обещаю. Только не рассказывай никому, ладно?
– Ладно, – отвечаю я.
Оксана снова улыбается и заправляет за ухо прядь рыжеватых волос, которая вырвалась на свободу из-под резинки и прилипла к щеке. Кажется, она еще что-то хочет сказать, но нас прерывает Лерин окрик:
– Окси, иди к нам!
Оксана бросает на меня встревоженный взгляд и покорно бежит на зов подруги, пробормотав на прощанье тихое «ладно, пока».
– Пока, – говорю я ее спине. На душе противно, словно кто-то положил на грудь тяжелый, набитый мусором пакет. Признаюсь, на минуту – только на одну! – я и правда подумала, что она просто поболтать со мной хотела. Может, даже подружи…
Макарыч едва не оглушает нас громким свистом и, не отрываясь от блокнота со списком класса, командует.
– Так, дуйте на канат теперь.
Только не это! По спортивному залу проносится рябь ужаса, а Макарыч закатывает глаза.
– Ой, все, инвалиды, хватит жаловаться, – он хмурит редкие брови и наклоняется, чтобы завязать шнурок. Резинка спортивных штанов разрезает толстый живот на две половины. – Нормативы есть нормативы. Надо их сдавать. А то вырастет из вас кисель, у которого силушки хватит только кнопки в телефонах тыкать.
Довольный своей шуткой, Макарыч радостно хрюкает. Для справки: никаких кнопок на телефоне давно уже нет.
Первыми на канат лезут ребята. Я за ними почти не слежу: вытираю потные ладони о коленки и придумываю трактат под названием «Тысяча и один способ избежать неизбежного». Что же делать…
– Давай, кисель!
Голос рядом с ухом звучит так громко, что я в испуге отшатываюсь. Сначала мне кажется, что Стас, парень с бородавкой, говорит это мне, но смотрит он на Егора. Тот хватается за канат, подтягивается вверх, дышит шумно, словно паровоз. И почти сразу соскальзывает вниз.
– Я думал, ты качок! – гогочет Стас. – Ха-ха-ха!
Егор багровеет от досады и бросает в нашу сторону полный злобы взгляд исподлобья. Выглядит он не слишком-то хорошо: стоит, странно сгорбившись, и держится за бок. Ребята продолжают улюлюкать, и Егор снова хватается за канат. Напрягается так, что вены вздуваются на шее и висках. И все равно поднимается не больше,
– Следующий.
Егор спрыгивает на пол. Мальчишки со всех сторон атакуют его смешками, и на мгновение мне кажется, что он вот-вот набросится на них с кулаками. Оксана обнимает его и шепчет что-то утешительное, нежное, но Егор отталкивает ее и тяжелой походкой идет к скамейкам. Он больно задевает меня плечом, явно нарываясь на ссору, но я даже не смотрю в его сторону. Чувствую, как он сверлит меня взглядом, но не реагирую.
– Тупая овца, – бормочет Егор. Он плюхается на скамейку и прикрывает глаза согнутой в локте рукой, словно его слепит солнце. Из-под рукава футболки выглядывает жуткий синяк: фиолетовый, с желтыми краями. Я почти ловлю за хвост какую-то важную мысль, но радостные крики меня отвлекают.
Я поворачиваюсь как раз вовремя, чтобы увидеть, как ловко Андрей забирается вверх по канату. Мышцы на его плечах напрягаются, руки легко подтягивают тело выше, выше, к самому потолку!
– Следующий, – кричит Макарыч.
Андрей ловко скользит вниз, а, когда до пола остается метра полтора, вдруг отпускает канат и спрыгивает. Полет длится всего-то секунду, но я все равно успеваю представить крылья у него за спиной: только почему-то не птичьи, а такие, какие бывают у бабочек. С растрепанными волосами, в футболке, пузырящейся за спиной, он кажется таким свободным и беззаботным!
С глухим стуком кроссовки Андрея приземляются на обшарпанный пол. Одноклассники встречают его аплодисментами, и даже Макарыч качает головой с улыбкой. Андрей шутливо раскланивается.
– Не толпитесь, народ! Кому автограф?
Лера почти выскакивает из шорт и восторженно верещит. Длинный блондинистый хвост за ее спиной раскачивается из стороны в сторону, словно флаг на ветру. Такой, который втыкают в завоеванную территорию.
Звонок звенит как раз в тот момент, когда все мальчишки проходят «испытание канатом», а Макарыч снова берется за свисток. Девочки облегченно выдыхают, и я вместе с ними. Становиться посмешищем второй раз за день – это точно выше моих сил.
– Инвалиды и тунеядцы, – горестно вздыхает Макарыч. Он просовывает руку под футболку и чешет живот. – Ладно, девчонки, в четверг начнем с вас.
Я сглатываю. Знаете, как это называется? Отсрочка перед казнью.
– Есть кто дома? – я, бросаю связку ключей на тумбочку. Та приземляется рядом с подсохшей кожурой от мандарина и маминым кошельком, а я снимаю кеды, безжалостно сминая задники. Обувная анархия!
На звук моего голоса из комнаты приползает радостная Ксю. Я сажусь по-турецки прямо в коридоре и прижимаю сестренку к себе. Она вся – свет. Я впитываю его, словно у меня в руках маленькая батарейка, и растворяюсь в ее простоте. Знаю, младенцы обычно отвратительны, но мне Ксю нравится. Понравилась с самого первого дня. Она очень мало кричала (или это я так крепко сплю?) и вообще доставляла нам с мамой минимум хлопот. Я подвешивала на ее мобиль разноцветные лоскутки, и она могла часами рассматривать их, пока не уснет.