Самый скандальный развод
Шрифт:
У дома с аркой стоял до боли знакомый «жигуленок», которым Николай Иванович несколько дней назад от души пожелал маме подавиться. Вокруг машины ходила, заламывая руки, убитая горем кузина, одетая в черное приталенное пальто; на голове ее красовалась какая-то несуразная чалма, а под коленками болталась сумка-сарделька того же траурного цвета. Родительница моя бегала кругами за Адочкой, видимо, стремясь поймать ее и утешить. А из открытой дверцы автомобиля виднелись...
...Виднелись распухшие ноги Мисс Бесконечности в старых растянутых носках и клетчатых,
Так вот куда ездила мамаша!
– Ты почему ускакала, не предупредив меня! – накинулась я на маму, выскочив из машины.
– За бабушкой ездила.
– Вижу, – буркнула я. – Зачем ты ее на похороны привезла? Зачем ты поддерживаешь и лелеешь ее безумную идею с похоронами?!
– Клин клином вышибают! – уверенно проговорила она и тут же сочла нужным в ответ накинуться с упреками на меня. – Ты мне ответь! Ответь! Ты по мне скучала, пока меня не было? А?
– Ну, да, – растерялась я.
– Вот и я вдруг взяла и соскучилась по своей матери! – патетически воскликнула она. – Тебе кажется это странным?
– Да нет.
– Я завтра уезжаю в Буреломы и решила повидаться с мамой! Это так неестественно? – Она приперла меня к дверце «подарка» Николая Ивановича.
– Да что ты заладила! Можно было хоть записку оставить! Я не знала, что и думать! И вообще... – в эту минуту рядом с аркой появился красный автобус с черными занавесками на окошках. Адочка рванула к нему с воплями:
– Фроденька! Мою Фроденьку привезли! – и тут же упала без чувств – благо я успела подхватить ее.
– Чего дают? – Мисс Бесконечность вылезла из машины и протискивалась сквозь толпу незамужних дам.
– Помидоры! – съязвила Огурцова, но так, чтобы бабушка ее не слышала.
Наконец мы с мамой втащили Адочку в автобус, провожающие Афродиту в последний путь тоже заняли свои места, и мы поехали на кладбище домашних животных.
– Машка! Ты сделала, что я тебя просила? – весело спросила Мисс Бесконечность – видимо, старушка не понимала, куда ее везут.
– Что? – испугалась я, решив, что бабушка снова заведет старую песню о новом гробе.
– Ты заверила мое завещание у нотариуса?
– Какое завещание? – полюбопытствовала мама.
– Как какое? Я написала завещание. Разделила поровну свое имущество между детьми и Раечкой.
– Какой еще Раечкой? – удивилась мамаша.
– Что значит «какой еще Раечкой»! – прокричала Мисс Бесконечность вне себя от негодования. – Вы не помните Раечку? Ну, с которой мы вместе лежали в больнице и которая работает в Государственной думе! Такой замечательный и отзывчивый человек! Я ей гандероб отписала!
– А Мане что? – спросила мама – судя по всему ей было интересно, что старушка могла отписать своей внучке, если Раечке отошел «гандероб».
– Машке – вазу из цветного стекла. Помнишь, ту, которую мне племянница, Катеринина дочь, из Польши привезла?
– Ты же, когда с Люськой поругалась, запустила в нее этой самой вазой.
– Н-да? – безразлично сказала метательница ваз и с интересом спросила: – Попала?
– Промазала. Метила в голову, а угодила
– Жаль, – разочарованно проговорила Мисс Бесконечность. – Такая эта Люська оказалась задрыга! Нет, вы только послушайте! – ни с того ни с сего воскликнула она, чем привлекла к своей персоне внимание всех разведенных дам, кроме Адочки, которая, завалившись на меня, до сих пор не пришла в себя. – Привезти из заграницы подарки! Мне! Своей тетке любимой! А на следующий день с меня же за это барахло денег потребовать – мол, я это все через границу не дарить везла, тетя Верочка, а продавать! Я в нее вазу-то и швырнула!
– Нужно было сходить в гравировочную мастерскую и сделать надпись: «На память дорогой тете Вере от племянницы», – с видом знатока проговорила Нина Геннадьевна в нос. Она всегда говорила так – то ли по причине хронического гайморита, то ли от природы. Надо заметить, что Анжелкина мать распрощалась со своей нелепой прической из тринадцати косичек, торчащих в разные стороны, со странным облачением, сшитым собственными руками из занавески зажигательной расцветки с драконами и змеями, а также перестала красить веки зеленкой. Теперь она выглядела вполне нормальным человеком, если не считать браслета из зубов, который то и дело выглядывал из-под манжеты левого рукава ее лиловой кофты.
Автобус резко затормозил, Адочка открыла красные заплаканные глаза, и только было снова собралась упасть в обморок, как водитель зычно оповестил:
– Прибыли!
Мы оказались у полукруглых ворот с надписью «Кладбище домашних животных», откуда выбежали два молодых человека, похожих друг на друга как две капли воды, в одинаковых черных брюках и черных полупальто с алыми бантиками на груди. «Будто на демонстрацию собрались!» – подумала я. Один из них громыхал катафалком, другой держал под мышкой магнитофон.
Водитель открыл заднюю дверцу, и я увидела ящичек, размером с большую шкатулку, обитый небесно-голубой, воздушной, прозрачной тканью.
– Провожающие в последний путь! Просьба следовать за нами вперед по центральной аллее! – сказал «одинаковый» с глубокой печалью в голосе (вероятно, долго репетировал, записывая свой голос на диктофон), а его «копия» ловко подхватила шкатулку-гробик и водрузила на катафалк.
– Куда это мы приехали? Дайте мне посмотреть! – Мисс Бесконечность пыталась прорваться в первые ряды, но ей это никак не удавалось сделать.
Процессия медленно двинулась вдоль центральной аллеи, на Адочке не было лица – она уже не плакала (наверное, бедняжка, выплакала за эти дни все слезы), а кричала во весь голос, дав волю чувствам.
– Что это она орет, как кликуша?! – удивилась бабушка – она все никак не могла понять, где находится и что это за необычные памятники поставлены собакам и кошкам по обе стороны аллеи.
Неожиданно грянула знакомая, тоскливая музыка, которая на самом деле (так сказать, в оригинале), вовсе не была тоскливой – «одинаковый» включил на всю катушку магнитофон с мелодией «Собачьего вальса», скорость которого была замедлена раза в три.