Самый темный час
Шрифт:
Если честно, я не представляю, как смогу стать монашкой. Во-первых, я даже не католичка. А во-вторых, я не очень хорошо выгляжу с зачесанными назад волосами. Правда-правда. Вот почему я никогда не завязываю волосы в хвост и не надеваю обруч.
Прекрати, приказала я себе. Просто прекрати и читай.
И я продолжила чтение.
Письмо писала какая-то женщина по имени Мария. Мне не слишком много известно о жизни Джесса до того, как он умер — он не очень-то любит об этом говорить, — но я точно знаю, что Марией де Сильва звали девушку, на которой Джесс собирался жениться и к которой направлялся, перед тем
И, судя по стилю письма, Мария это прекрасно осознавала. Ну, то, что она красотка. В письме только и говорилось, что о балах, которые она посетила, да о комплиментах, которые отпускали ее новой шляпке. Ее шляпке! С ума сойти! Богом клянусь, ощущение было такое, будто я читаю письмо Келли Прескотт, разве что здесь частенько встречались всякие словечки вроде «превосходно» и «увы» и ни разу не упоминался Рикки Мартин. А кроме того, я все время натыкалась на орфографические ошибки. Может, Мария и была красавицей, но после прочтения ее писем мне стало совершенно очевидно, что в состязаниях по орфографии [9] во время учебы она не блистала.
9
Состязание по орфографии — конкурс, который проводится среди школьников. Во время конкурса называются сложные для написания слова, и участники произносят по буквам, как они должны правильно писаться.
Но вот что меня поразило при чтении больше всего: девушка, написавшая эти письма, казалась совершенно не похожей на ту, которая — я не сомневалась в этом — заказала убийство своего жениха. Поскольку так уж вышло, что я знала об абсолютном нежелании Марии выходить за Джесса замуж. Все это организовал ее отец. Мария хотела замуж за другого парня по фамилии Диего, который был работорговцем. Само очарование. В действительности я подозревала, что именно Диего и убил Джесса.
Не то чтобы Джесс когда-нибудь об этом упоминал, конечно, — ну или вообще о своем прошлом, если уж на то пошло. Он всегда становился ужасно неразговорчив, когда речь заходила об обстоятельствах его смерти. Хотя, наверное, Джесса можно понять: воспоминания о собственном убийстве, вероятно, немного болезненны.
Но, чего греха таить, докопаться до причин, по которым Джесс до сих пор оставался здесь после стольких лет, когда он наотрез отказывался поддерживать беседу, было вообще-то вроде как непросто. Мне пришлось самой узнавать все подробности из одной книги по истории округа Салинас, которую Док разыскал в местной библиотеке.
Так что, думаю, можно сказать, я читала письма Марии с определенной долей дурного предчувствия. Я имею в виду, что почти со стопроцентной уверенностью ожидала найти в них какие-то доказательства того, что Джесса убили… и обнаружить указание на убийцу.
Однако последнее письмо оказалось таким же бесполезным, как и предыдущие четыре. Там не было ничего. Ни слова, намекающего хоть на какой-то проступок Марии… кроме разве что полной неспособности правильно написать
Я аккуратно сложила письма и засунула их обратно в жестянку, осознав вдруг, что ни затылок, ни ладони у меня больше не потеют. Неужели я успокоилась, увидев, что в письмах нет никаких обличающих признаний, ничего, что помогло бы решить загадку смерти Джесса?
Думаю, да. Знаю, эгоистично с моей стороны, но это правда. Теперь я знала, какое платье было на Марии де Сильва на каком-то балу в доме испанского посла. Подумаешь. С чего бы кому-то вздумалось класть подобные невинные письма в коробку из-под сигар и закапывать их? В этом не было никакого смысла.
— Интересные, правда? — спросила мамуля, когда я поднялась, заставив меня подскочить чуть не до потолка.
Я совершенно забыла о ее присутствии. Теперь она лежала в кровати, читая книгу о том, как более эффективно управлять своим временем.
— Ага, — кивнула я, положив коробку обратно на комод Энди. — Очень интересные. Я так счастлива знать, что сказал сын посла, когда увидел Марию де Сильва в ее новом серебристом газовом бальном платье.
Мама с любопытством посмотрела на меня сквозь линзы своих очков для чтения.
— О, разве она упоминала где-то свою фамилию? Потому что у нас с Энди был об этом разговор. Мы ее не заметили. Так говоришь, де Сильва?
Я моргнула.
— М-м, нет. Ну, она не называла фамилию. Но мы с Доком… в смысле, с Дэвидом… Он рассказывал мне об одной семье, де Сильва, которые жили в Салинасе как раз в те времена, и у них была дочь, которую звали Марией, и я просто… — Я запнулась, когда в комнату вошел Энди.
— О, привет, Сьюз, — сказал он. Судя по его виду, Энди был слегка удивлен, увидев меня в своей комнате, поскольку до этого я даже порог ее не переступала. — Ты смотрела письма? Классные, а?
Классные. О боже. Классные.
— Ага, — выдавила я. — Ну, мне пора. Спокойной ночи.
Я пулей вылетела из комнаты. Не представляю, как с этим справляются дети, чьи родители женятся по несколько раз. Я имею в виду, мама впервые вышла замуж повторно, и он очень хороший, но все же. Просто это так странно.
Но если я надеялась, что смогу запереться в своей комнате и все хорошенько обдумать в полном одиночестве, то глубоко ошибалась. На моей банкетке у окна сидел Джесс.
Он сидел там и выглядел как всегда безумно сексуально в своей белой рубашке с открытым воротом и черных брюках, как у тореадора, в которые он обычно был одет, — ну, в загробной жизни все же особо не попереодеваешься — с завивавшимися на затылке короткими черными волосами и чернильно-черными глазами, сверкавшими из-под не менее черных бровей, одну из которых пересекал крошечный белый шрам…
Шрам, по которому я в своих мечтах проводила пальцами гораздо чаще, чем готова была признать.
Когда я вошла в комнату, Джесс поднял голову — у него на коленях сидел мой кот Гвоздик — и пожаловался:
— Эта книга очень сложна для понимания.
Он читал «Первую кровь» Дэвида Моррелла, на основе которой сняли «Рэмбо».
Я моргнула, пытаясь встряхнуться и выйти из ошеломленного ступора, в который всегда впадала на минуту-другую при виде его.
— Если ее понял Сильвестр Сталлоне, то, думаю, и у тебя получится.