Самый умный, или Новые бойцы невидимого фронта
Шрифт:
С одной стороны, штрафовать или «доить» Фридриха Ивановича можно было по полной программе. Но с другой стороны, он тогда бы не был Фридрихом Ивановичем. Но вот злой демон решил испытать судьбу склочника – на дороге возник экипаж ГАИ. Взмах жезла – остановка с визгом тормозов.
– Второй батальон ДПС. Сержант Юрий Семенович Гари. Ваши документы.
«Прям ГАИ Юлий Цезаревич. Ужас», – прочел по губам Фридрих Иванович. И попробовал применить жест, используемый кем – то из товарищей, приближенных к Обкому. Он открыл на окно на одну четверть, высунул руку ладонью вверх, щелкнул пальцами: «Мол, ваши документы!»
Гаишник растерялся,
– Все в порядке. – Единственная фраза, которую произнес Фридрих Иванович за всю встречу, стараясь не дышать в окно.
Гаишник отдал честь. Окно закрылось. Машина тронулась.
«Они же – инфузории – туфельки, – уверял собеседников Фридрих Иванович. – Если перед гаишником водятел – его надо «иметь». Если начальник – надо «подставлять жопу». Я просто показал, что перед ним начальство. Тумблер у всех сотрудников органов Министерства внутренних дел переключается подобным образом».
Геннадий Петрович затормозил. Открыл окно наполовину.
– Ваши документы.
Разговор велся на английском.
– А ваши документы? – Попробовал сопротивляться Геннадий Петрович. Сейчас скажет: «Я первый спросил» и что делать?» – начал опасаться он. Видимо, страх полицейскому передался, и он рванул в наступление.
– Мне повторить?
Геннадий Петрович протянул пачку документов.
– Москва, что ли? Фамилию вашу не разберу. Shtyk – le…
– Штык. – Геннадий Петрович почему – то решил произнести свою университетскую кличку.
– Штык? Тут вроде букв побольше.
– Штык. Пять букв. Окей? Пу – тин. Пять букв. Окей?
Полицейский «завис». Протянул обратно документы. До предъявления нарушения скоростного режима дело не дошло.
– До свидания. – Геннадий закрыл окно. С визгом тронулся. Позволил улыбнуться: «Вот ведь, не думал, что случай из анекдота сработает! Юмор – наше все». Согласно народному юмору гаишник должен был отчитаться напарнику, почему он его отпустил: «Однофамилец Путина».
Геннадий расплылся в блаженной улыбке победителя окончательно. Включил магнитолу, Фрэнки продолжал в образе великого переводчика продолжал:
«Я пришел на работу в МИД уже после исторического поворота в биографии нашей страны. Я имею в виду доклад Хрущева на 20–м съезде Коммунистической партии Советского Союза, где он развенчал Сталина.
Впервые я увидел Хрущева в 1956 году, без малого через месяц после поступления на работу в Бюро переводов МИДа. В начале зимы, помнится, отмечали национальный праздник Албании. Здание посольства было небольшим, и поэтому албанцы решили устроить прием в гостинице «Метрополь». Я работал на этом приеме.
Приехали мы к самому началу приема. Гости постепенно собирались. Вдруг широко раскрылись двери. Вспыхнули софиты. Застрекотали кинокамеры. Все повернулись к входящим в зал. Никогда не забуду этот момент. В зал входили «ожившие портреты» – люди, которых я с детства привык видеть на полосах газет, на плакатах, висящих на фасадах зданий, во время демонстраций. Хрущев, Маленков, Каганович, Молотов, Микоян. Вот они – в трех метрах от меня…
Первое впечатление – все они одинаково невысокого роста. Все сверх нормы упитаны, за исключением,
Вот таким было мое боевое крещение. Мне было 23 года, и я еще способен был идеализировать многое, восхищаться многими. На следующий день – снова прием. И снова я рядом с Хрущевым. Правда, сам прием я плохо помню, как и многие другие приемы, встречи, беседы. Ничего не записывал. В молодые годы не думаешь, что когда – нибудь сядешь писать мемуары…
Встречи с сильными мира сего стали просто работой. Со временем я уже стал почитать за счастье, когда меня не посылали вечером на очередной прием, и я мог, как все люди, после рабочего дня идти домой.
На одном из приемов – в английском посольстве на Софийской набережной – я был рядом с Маленковым. Он разговаривал с послом Великобритании, и тот поднял бокал за здоровье советского руководителя. Маленков в свою очередь выпил за здоровье посла. Потом они выпили за здоровье королевы. Маленков обернулся ко мне:
– Давайте теперь выпьем за Ваше здоровье.
«Вот, – подумал я, – какие у нас, однако, человечные руководители». А через несколько месяцев Маленкова назначили директором Усть – Каменогорской ГЭС. Перевели на другую работу, так сказать.
ШОУ – ТАЙМ…»
Лосенок
Литовские леса и поля неслись в окне с приличной скоростью. Полуденный асфальт уже начал показывать миражи – дорога, как будто плавилась на горизонте. Магнитола голосом сумасшедшего Фрэнки продолжала рассказывать о советских лидерах глазами переводчика. Речь уже шла о Никите Сергеевиче свет Кукурузове:
«Помню интервью, которое состоялось у Хрущева с Уильямом Херстом – младшим, сыном владельца крупнейшей газетно – издательской империи США, одного из королей медиа. Я впервые так долго работал – интервью длилось около четырех часов. Хрущев сразу сказал – «Сколько нужно, столько я Вам времени и уделю». Журналисты не поверил своему счастью. Но было поставлено условие: публикация интервью полностью, без купюр.
В меру своего понимания Никита Сергеевич на все вопросы давал исчерпывающие ответы. Считая, видимо, про себя, что он просто ведет курс ликбеза с этими «безграмотными капиталистами».
Когда заранее заготовленные вопросы иссякли, журналисты стали выдумывать на ходу самые неожиданные. Помню один – об отношении коммунистов к религии. Вы, мол, коммунисты – атеисты, а как быть тогда с множеством людей во всех странах, которые верят в Бога? Хрущев пустился в рассуждения:
«Вот читал я еще в юношеские годы рассказ. Не помню, правда, чей. И там была изложена такая история. Шел путник по дороге. Его подкараулили разбойники. Двое. Напали на него и убили. Шли – шли, устали и решили сделать привал, а заодно и посмотреть, что в котомке убитого имеется. Нашли кусок сала. Один вытащил нож и начал сало это резать. Сейчас, думает, закусим. А второй и говорит: «Нельзя сегодня. Сегодня – пятница – день постный». Вот вам и вся религия: человека зарезали, а мясное есть не стали – религия – де запрещает».