Самый жаркий день

Березняк Андрей

[1] 3 мая 1808 года Копорский полк в битве на острове Готланд капитулировал и потерял знамя.

Глава 29

Древняя Бухара встречала русскую армию едва ли не празднично. Войска шли бесконечным потоком, местные узбеки высыпали на улицы. И пусть кто-то зло сплевывал в песок, но большинство радостно приветствовали солдат, будто ожидая от них некоего чуда, которое облегчит их тяжелую жизнь. Я с интересом осматривала город и удивлялась соседству беспробудной нищеты с красотами, которых никогда ранее и не видела. Хива по сравнению с Бухарой казалась теперь уездным городком.

Рядом на черном жеребце ехал мой теперь уже супруг. Серж Фатов до сих пор пребывал в опьянении

от счастья, никак не мог забыть тот момент, когда отец Михаил объявил нас связанными Господом в любви своей. Но и здесь я умудрилась нарушить традиции, отказавшись не только брать фамилию мужа, но и присоединять ее к своей. Осталась Александрой Болкошиной. Гусар на это лишь махнул рукой, заявив, что сын будет Фатовым, а дочь сохранит семейное имя матери. Иерей нахмурился, но возражать не стал. Часть войска, которая прошла со мной путь от Оренбурга до Хивы, ликовала и бросала в воздух кивера, остальные смотрели на этот праздник с недоумением: подумаешь – барышня замуж выходит! Но ветераны экспедиции на такие взгляды внимания не обращали, а авторитет Сержа почему-то вознесся среди них до немыслимых высот.

Ну да, окольцевал Белую Ведьму, значит, не простой офицер.

Увы, но насладиться семейной жизнью времени нам не дали. Брачная ночь случилась всего одна, и в ней мы не сомкнули глаз. Серж брал меня раз за разом, я же, едва живая от наслаждения, только он изливался, смыкала уста на члене, заставляя его наполняться силой и вновь входить в мое лоно. Удивительно, но привычные наши утехи обрели новую яркость после свадьбы, словно в самом деле благословил нас Мани. И на следующий день я чуть не сверзилась с Жана, убаюканная мерной поступью верблюда.

Сержу однополчане завидовали.

Отец Михаил лишь усмехался в бороду и косился на мрачного кавалерист-девицу. Да, Павлов был главным проигравшим от моей свадьбы. Яэль, привыкшая к капитану, крутилась рядом с ним, отвлекая от мрачных мыслей. Жидовка собрала свой нехитрый скарб, за которым к ее дяде пришлось идти с солдатами, и, как само собой разумеющееся, присоединилась к экспедиции.

До Бухары армия дошла без единой задержки, в городах оставались небольшие гарнизоны, и, что было необычно, во всем виделась упорядоченность, совсем не характерная для русского духа. Будто у генерала Эссена был план, и каждый его офицер знал свои действия наперед.

Эмир Хайдар оказал экспедиции честь: встречал ее у ворот Арка – странного вида крепости в черте самой Бухары. Ее стены не обрывались привычно вертикально, а будто бы являли собой холм с крутыми склонами. Но высота их впечатляла, брать такую фортификацию штурмом мало бы кому хотелось. Правитель восседал на деревянном кресле, украшенном затейливой резьбой, но, как только генералы Эссен и Ланжерон спешились, встал и радушно приветствовал их по-узбекски.

Сам эмир выглядел… уставшим. Еще не старый человек словно тащил на себе небесную твердь, а сейчас получил надежду скинуть с себя часть груза. Родословная Хайдара своими корнями, как рассказал мне полковник Некрасов, уходила по одной линии к самому Чингисхану, по другой – к пророку Магомету. Это должно было бы вознести его авторитет к облакам, но на деле положение Бухарского ханства сейчас было плачевным. С запада на него напирал Хорезм, и эту угрозу, получается, устранила Россия. Но на севере – агрессивный Коканд, ташкентские ханы постоянно тревожат границы. Вот только главная беда для государства притаилась внутри него. Местная аристократия своего эмира не ставит ни в грош, правитель отвечает жестокостью, пытается сбивать спесь с баев, меняя их на иноземцев, выжимая налоги. Но Бухара агонизирует. Полковник давал этому государству в лучшем случае пятьдесят лет жизни, после чего оно само исчезнет, развалившись на куски, сжигаемые в усобной войне. Уже сейчас часть наместников из таджиков, что родственны больше персам, а не туркам, которыми являются узбеки, но даже такие кардинальные шаги не слишком помогают Хайдару. Восток страны как раз сейчас охвачен бунтом китай-кипчаков. Нет, это не китайцы, как сначала подумала я, это родственные монголам племена, доведенные от отчаяния поборами и рекрутчиной.

А всей армии у эмира – двадцать пять тысяч кавалерии и несколько старых персидских пушек, к которым и лафетов не было. Пикантности тут добавляло то, что артиллерией ханства руководил оренбургский капрал, некий Андрей Родиков[1], когда-то попавший в плен, да так и прижившийся в Бухаре.

С последним, кстати, уже сговорился свидеться отец Михаил, к которому еще на въезде в город обратился еще один бывший оренбуржец – тоже пленный дьячок, избежавший рабства в худшем его виде. Оказалось, топчу-баши бухарской артиллерии, несмотря на высокий чин в армии эмира, завел тут молочную лавочку, где немногочисленные русские, имеющие хоть какую-то свободу, по воскресеньям запираются и, как могут, отправляют православные обряды. А теперь просят иерея провести настоящую службу и отпустить грехи.

– Приветствую в великом городе дорогих гостей из могучей страны, что простерлась от восхода до заката! – провозгласил эмир Хайдар пусть на плохом, но русском языке.

Большего он сказать сам не смог и махнул рукой толмачу, что с поклоном выступил вперед.

– Абдаллах Амир Хайдар султан саййид сузумиз просит присоединиться к разговору Белую Ведьму, чья слава летит впереди нее! – крикнул переводчик. И его произношению могли бы позавидовать многие подданные Империи.

Серж помог мне спуститься с верблюда, и я подошла к генералам. Кратко, но с выраженным уважением поклонилась правителю Бухары и ответила:

– Для меня честь приветствовать мудрого эмира Хайдара. И мне лестно, что он знает обо мне.

– Мне радостно видеть ту, что повергла коварного врага нашего, – улыбнулся узбек. – Я приглашаю вас в свои покои, где вы сможете отдохнуть, и мы поговорим. Нам многое надо решить, слуги русского хана, и это будет долгий разговор.

В покои эмира были приглашены Ланжерон, Эссен, я, полковник Некрасов, без зова заявился и иерей. Мне хватило времени смыть с себя пыль и переодеться, с чем уже привычно помогла Яэль, теперь заменявшая мне Таньку. Зал для приемов радовал глаз чуждыми узорами на стенах и потолке и обилием ковров. Принимающая сторона оказалась представлена самим Хайдаром, его главным министром и двумя сыновьями, и вот те на пришлых смотрели волками. Толмач за важную персону хозяевами не почитался и скромно устроился сбоку. Я бы предпочла иметь под боком Алмата, но его во дворец и не пустили, к сожалению. Сам кайсак жаловался, что чем дальше от родных мест, тем хуже он понимает знакомый вроде бы язык.

Вопреки ожиданиям, эмир Бухары не стал издалека, с красивыми славословиями подходить к главной теме беседы и начал серьезный разговор сразу:

– Генерал Петар, – обратился он к Эссену, – ты знаешь мое положение и знаешь цену, которую я хочу платить. У тебя своя цена, и сейчас мы с тобой, как два купца на базаре.

– И у меня есть товар, который жизненно важен для тебя, эмир Хайдар, – ответил Петр Кириллович.

– Видит Аллах, что это так, – бухарский правитель примолк на несколько мгновений. – Словно проклял кто-то род Мангытов, чтобы ни делали мы, жизнь становится все хуже. Сахибы не успевают успокаивать бунты, теперь китаи возмутились и уже стоят под стенами Самарканда. Я приказал давать бесплатно неурожайные земли, если кто-то сможет их орошать, но не хватает всего. Налоги выбивают из подданных, но их все равно не хватает, хотя я собираю два раз по столько, сколько мог мой отец.

– Блистательный Хайдар, – вставил свое слово Некрасов, – люди бунтуют от твоих мытарей. У них забирают последнее, но невозможно брать там, где уже ничего нет. Вот, – полковник достал кипу бумаг, – показания моих людей о том, как обстоят дела в Бухарском ханстве. У него нет будущего. Караваны не идут сюда, потому что это тупик: Хива и Коканд не пускают товары дальше. Да, Хорезм теперь не страшен, но есть Ташкент.

– Но теперь же вы откроете путь на запад для нас? – спросил эмир.

– Бесплатно в этом мире никто ничего не делает, – отрезал Эссен. – Русский солдат не будет платить кровью за то, чтобы Бухара богатела. Россия хочет получить свою выгоду, и она ее получит.