Сан Феличе Иллюстрации Е. Ганешиной
Шрифт:
Потом сказал, обращаясь к королю:
— Никому, государь, во всем королевстве, осмелюсь сказать, не сочинить бы такого удачного воззвания, и ваше величество может смело подписать его.
— Вы так считаете, мой преосвященнейший, и никаких возражений у вас нет?
— Прошу ваше величество не изменять в нем ни единого слога.
Король взял перо.
— Как видите, я подписываю не колеблясь.
— Ваше имя, сударь? — спросил Руффо у аббата, в то время как король подписывал воззвание.
— Джузеппе, монсиньор.
— А теперь, государь, пока перо у вас в руках, вы можете добавить повыше вашей подписи:
«Командир
— Так и писать? — спросил король.
— Да, государь.
Король без возражений добавил строки, продиктованные кардиналом.
— Готово, — сказал он.
— А теперь, ваше величество, — продолжал Руффо, — пока господин Пронио снимет с этой прокламации копию, — вы слышите, командир, король столь доволен вашей прокламацией, что желает снять с нее копию, — теперь, государь, подпишите на имя командира чек на десять тысяч дукатов.
— Монсиньор! — воскликнул Пронио.
— Подождите, сударь.
— Десять тысяч дукатов… Ну и ну! — промолвил король.
— Государь, умоляю ваше величество…
— Хорошо, — согласился король. — На банк Коррадино?
— Нет, на банк Андреа Беккера и компании. Это вернее, а главное — не будет задержки.
Король сел и подписал чек.
— Вот копия прокламации его величества, — сказал Пронио, подавая кардиналу листок.
— А теперь поговорим, сударь, — обратился Руффо к аббату. — Вы видите, до какой степени доверяет вам король. Вот чек на десять тысяч дукатов; закажите в типографии такое количество прокламаций, какое можно напечатать за сутки; первые десять тысяч будут сегодня же расклеены в Неаполе, если удастся — еще до прибытия короля. Сейчас поддень; до Неаполя вы доберетесь за полтора часа; значит, все это может быть исполнено к четырем часам. Возьмите с собою десять, двадцать, тридцать тысяч листков; щедро раздавайте их, чтобы до завтрашнего вечера было роздано десять тысяч экземпляров.
— А что делать с остальными деньгами, монсиньор?
— Купите на них ружья, порох, патроны.
Пронио, вне себя от радости, собирался броситься вон из приемной.
— Куда вы, командир! — остановил его Руффо. — Разве вы не видите?
— Что именно, монсиньор?
— Что король протянул руку, чтобы вы приложились к ней.
— О государь! — воскликнул Пронио, целуя руку короля. — Даже в тот день, когда я пожертвую ради вас жизнью, я все еще буду вашим неоплатным должником!
И Пронио вышел, в самом деле готовый умереть за короля.
Фердинанд с нетерпением ждал ухода Пронио. Участвуя в этой сцене, он сам не понимал, какую играет в ней роль.
— Вероятно, и тут вина Сан Никандро, но черт меня побери, я никак не могу уразуметь, почему вы в таком восторге от воззвания, в котором нет ни слова правды, — сказал Фердинанд, когда дверь за аббатом затворилась.
— Ах, государь, именно потому, что в нем ни слова правды, именно потому, что ни ваше величество, ни я ни за что не решились бы написать его, вот потому-то я и восторгаюсь им.
— В таком случае объясните мне его смысл, чтобы я уверился, что мои десять тысяч дукатов не пропали напрасно, — сказал Фердинанд.
— У вашего величества не хватило бы денег,
— Ослиная башка! — буркнул король, стукнув себя кулаком по лбу.
— Соблаговолите, ваше величество, еще раз ознакомиться с ним.
— Слушаю, — сказал король и передал листок кардиналу. Тот прочитал [94] :
94
Мы не меняем ни единого слова в этом воззвании, самом, пожалуй, бесстыдном историческом документе из всех существующих в мире. (Примеч. автора.)
«В то время как я нахожусь в столице христианского мира и занят восстановлением Святой Церкви, французы, с которыми я всячески старался поддерживать добрые отношения, угрожают вторжением в Абруцци…»
— Я все еще не восторгаюсь.
— Напрасно, государь. Обратите внимание на важность этих слов. В момент написания этого воззвания вы находитесь в Риме; вы спокойны, и единственная ваша забота — восстановление Святой Церкви; вы не рубите там деревья Свободы, вы не собираетесь повесить консулов, вы не позволяете черни сжигать евреев или топить их в Тибре; ваше пребывание там бескорыстно, вы действуете только в интересах папы.
— Ах, вот оно что! — проговорил король, начиная кое о чем догадываться.
— Вы там не для того, чтобы воевать с Республикой, — продолжал кардинал, — ведь вы сделали все возможное, чтобы сохранять с французами добрые отношения. Значит, хотя вы сделали для их умиротворения все что могли, они угрожают вторжением в Абруцци.
— Так-так! — начал король понемногу понимать.
— Следовательно, — продолжал Руффо, — в глазах каждого, кто прочтет этот манифест, а прочтут его решительно все, в разрыве, измене, предосудительных действиях — во всем этом будут виноваты они, а не вы. Несмотря на угрозы, что позволил себе посол Гара, вы доверяете им как союзникам, которых желаете сохранить любой ценой; вы направляетесь в Рим в полной уверенности насчет их лояльности, а пока вы находитесь в Риме, пока вы ничего не подозреваете, пока вы вполне спокойны, французы врасплох нападают на вас и громят Макка. Согласитесь, государь, что нет ничего удивительного, если полководец и его армия, застигнутые врасплох, терпят поражение.
— Так-так! — король стал понимать все больше и больше.
— Ваше величество добавляет: «Поэтому я решился, несмотря на грозящую мне опасность, пройти сквозь их ряды и возвратиться в мою столицу, находящуюся под угрозой. Но, вернувшись в Неаполь, я пойду навстречу им во главе многочисленной армии и уничтожу их».Видите, ваше величество: презрев опасность, грозящую вам, вы все-таки решаетесь прорваться сквозь вражеские ряды, чтобы вернуться в столицу, потому что над ней нависла угроза. Понимаете, государь? Вы не бежите от французов; вас не страшит опасность, вы, наоборот, идете ей навстречу. А зачем вы так отважно подвергаете риску свою священную особу? Чтобы вернуться в столицу, чтобы защитить ее, чтобы ее уберечь, чтобы отправиться, наконец, навстречу неприятелю во главе многочисленной армии и уничтожить неприятеля…