Санек

Седой Василий

Слушал пленника и, честно сказать, охреневал от простоты этих товарищей, а ещё больше — от их наглости. Так действовать, как планировали они, это надо быть совсем уж отмороженными, правда, как поведал пленник, портье они в живых оставлять не планировали, поэтому могло и прокатить. Не зря ведь говорят, что наглость города берет, вот и здесь все могло получиться, не будь я чуть удачливее.

Когда только осознал, кто попал мне в руки, я даже руки мысленно потёр от предвкушения очередного денежного куша, ведь, по рассказам Абрама Лазаревича, все, кто занимался закупками товаров для Союза, нехило наварился, но с этим мне не повезло. Конкретно эти товарищи все наворованное сразу

вкладывали в покупку недвижимости, да ещё и оформляли все на подставных лиц, так что в этот раз прибарахлиться не удалось.

От трупов избавился, сбросив их с обрыва в морской прибой, в надежде, что море похоронит и скроет следы преступления. Туда же выкинул и револьвер с глушителем, избавившись на всякий случай от грязного ствола. Пленника привёз в город и на тихой улочке пристрелил из второго револьвера, напрочь разнеся ему черепушку разрывной пулей, вернее затылок, превратив его в фарш. Не забыл сдёрнуть с него ремни, которыми он был связан, и спокойно уехал, направляясь поближе к своей гостинице. Приблизительно за километр от отеля, действуя точно так же, как и во Франции, я поджег автомобиль, забросил в него оставшийся неиспользованным второй патрон с доработанной пулей и направился обратно в гостиницу, по дороге стараясь избегать освещенных фонарями мест. Добрался благополучно и даже смог просочиться незамеченным обратно в свой номер. Дверь черного хода на мою удачу оказалась открыта, никто, похоже, к ней после моего ухода не приближался, поэтому мне и удалось вернуться к себе в номер, не привлекая внимания. Прежде чем уснуть, я не поленился почистить револьвер, из которого стрелял, потом основательно вымылся под душем и только после этого упал в чистую постель, планируя хорошо отоспаться впрок.

Эпилог

На следующий день я проснулся на удивление рано, но при этом чувствовал себя отдохнувшим. После всех положенных утренних процедур и завтрака решил погулять по городу и полазить по здешним магазинам. Подарки мужской части семьи друзей я ведь так и не купил, а времени до прибытия Пьера остается всего ничего.

Полдня убил, можно сказать, бесцельно. Так и не нашел ничего стоящего внимания, чем можно было бы удивить французов, да и сложно это на самом деле. Трудно подобрать достойный подарок людям, у которых все есть. Расстроенный донельзя я вернулся в отель, планируя тупо поваляться на кровати и подумать над решением этой проблемы. Раз не получилось все сделать нахрапом, придется основательно поломать голову. Правда, прежде чем уйти в номер, я зашел в ресторан, чтобы основательно перекусить, ведь на голодный желудок по-любому думается хуже. Здесь меня и застал посыльный, который принес неожиданный подарок.

Слегка растерянно я смотрел на очень дорогой богато украшенный чехол ружья, из которого выглядывал краешек приклада, и в принципе не понимал, что происходит. Все стало ясно, когда посыльный к этому подарку передал мне еще и конверт, в котором была короткая записка: «Спасибо. Двери моего дома, всегда для тебя открыты. Ружье, это подарок от чистого сердца».

И все, ни подписи, ничего. Но, конечно, гадать не приходится, от кого мне принесли это великолепие. Да, я не просто так назвал то, что мне подарили, великолепием. Когда уже в номере достал подаренное ружье, невольно ахнул в восхищении. Судя по клейму, это двустволка неизвестной мне ранее фирмы Purdey-Beesley, но что это было за ружье. Словами эту красоту не описать, произведение искусства, место которому не на охоте, а в каком-нибудь музее. Ружье не было новым, скорее даже старым, но находилось в идеальном состоянии. Боюсь даже думать, сколько это может стоить.

Долго

любовался, радовался новой игрушке, потом задумался.

Очень сомневаюсь, что этот старик мог позволить себе купить нечто подобное. Наверняка это либо трофей, либо чей-нибудь подарок, а может, и вообще семейная реликвия, хотя последнее вряд ли. Всего пятнадцать лет прошло с его изготовления, поэтому на реликвию никак не тянет. Но в любом случае это слишком дорогой подарок, поэтому, хоть мне и нравится это ружье до безумия, а оставлять его себе я точно не буду. Надо будет, куплю себе со временем что-нибудь статусное, а пока обойдусь.

Подумав еще немного, упаковал эту прелесть обратно в чехол, да и потопал в оружейный магазин старика возвращать ему подарок, по дороге размышляя, как это сделать, не обидев этого человека.

Старик оказался на месте за своим прилавком, будто и не покидал его со вчерашнего дня. Я поздоровался с ним и сразу с порога начал говорить заготовленную речь.

— Не скрою, подарок ваш мне понравился, но принять его я не могу. Нет, не потому что я хочу вас обидеть, просто это ненужная мне сейчас вещь. Повесить на стену только для того, чтобы было, — это как-то не по мне. Ходить с ним на охоту просто некогда, да и жалко эту красоту использовать для этих целей. Поэтому будет лучше, если оно останется у вас в семье в виде реликвии, а мне вы лучше поможете с выбором подарков для моих друзей-аристократов.

Старик слушал мою речь с каменным лицом, но в конце улыбнулся и ответил:

— Этот подарок сделан от души, поэтому он твой и это не обсуждается, а с выбором я и так помогу, тем более что есть у меня есть такая возможность. Мой товарищ торгует антиквариатом и мне не откажет.

Когда я снова завел речь о том, что подарок слишком дорогой, меня вдруг перебил молодой голос, раздавшийся со стороны двери, через которую мы вчера ходили в тир:

— Бесполезно с дедом об этом разговаривать, он не отступится, проще смириться.

В нашу сторону из дверного проема вышагнул молодой стройный парень лет двадцати, весь белобрысый и с широкой улыбкой на лице. Подойдя, он протянул руку и представился:

— Я тот самый внук, которому понадобилась помощь. Меня зовут Роджер, и я добро помню. В любое время, когда тебе понадобится помощь, просто позови, обязательно откликнусь.

Я пожал его руку и в свою очередь представился. Не успели мы закончить рукопожатие, как дед произнес:

— Ты лучше попросись к этому парню на службу, так будет лучше и ему, и тебе, да и я наконец успокоюсь, не буду за тебя переживать.

Фига себе у них тут планы. А меня спросить не надо, нужны ли мне люди?

Дед снова угадал мои мысли, потому что произнес:

— Не куксись, лишним мой внук тебе не будет, а преданней подчиненного ты не найдешь. У нас это семейное — держать данное однажды слово и никогда его не нарушать.

Тут и сам внук добавил слегка неуверенным голосом:

— Было бы неплохо работать на человека, не растерявшего совесть, — сказал он, кивнув при этом на так и оставшееся у меня в руках ружье.

Честно сказать, слегка растерялся от подобного расклада, а потом подумал: а почему бы, собственно, и нет.

— Ладно, так значит так, но у меня есть несколько условий. Первое: ружье остается у вас, — с этими словами я положил его на прилавок перед стариком. — Второе: тебе, Роджер, прежде чем начать на меня работать, придется много учиться, и это не обсуждается. И третье: если все-таки ты пойдешь ко мне в команду, то должен быть готов к тому, что рядом со мной не всегда безопасно.

Что-либо ответить Роджеру не позволил старик, который со смешком произнес: