Сани-самоходы
Шрифт:
— Справлюсь, — говорил Петька. — Он, когда проголодается, сам попросит молока.
— Баран тебе попросит, — отвечала мать. — Это же не котёнок.
— Придумаю что-нибудь, — не сдавался сын.
Но придумать что-нибудь было трудно. Ягнёнок не хотел лежать на печи в тепле, в постели, нравилось ему только быть у своего воспитателя на руках.
— Связал ты теперь себя по рукам этим Бекой, — говорила мать. — И нужен он тебе?
— Развяжусь. Это он, пока маленький, на руках любит.
— А подрастёт — и на плечи сядет.
— Я его
— Не смеши народ. Кто овец на ремне водит? Вон к стаду приучай его.
Потянулись дни. Шла к концу зима. Ягнёнок подрос, но хлопот у Петьки не убавилось: лишний раз не выбраться из дома, не покататься с гор, всё с Бекой да с Бекой. Ребята уже дразнилку сочинили:
Жил-был Петька, Жил-был Бека. Бека скушал человека.Из-за этого Петька подрался в школе. Он умел постоять за себя. У него дело важное, а они его дразнят…
В это время за отличную учёбу Светлана Андреевна пересадила Петьку из первого класса во второй. Дел стало совсем невпроворот. Надо было что-то придумывать. Бека уже привык брать соску сам, но бутылку приходилось держать. Чтобы освободить руки, Петька попробовал привязать бутылку с молоком к ноге и делать разом два дела: учить уроки и кормить Беку.
Ягнёнок обрадовался этой придумке, хватался за соску, вставал на коленки и пуще прежнего крутил хвостиком, а потом принимался бодать Петькину ногу.
Тогда Петька взял тулуп, накинул его на скамейку шерстью вверх, привязал под скамейку бутылку и подвёл к ней Беку. И Бека признал скамейку!
Весной Беку отправили в стадо. Весь день ягнёнок ходил с колхозной отарой, а вечером Петька забирал его домой. Но однажды Петька заигрался, не встретил Беку и шёл к дому один. Вечер был тёплый, тихий. Солнце уже село за горизонт, замолкли птицы. Петька тихонько насвистывал песенку. И вдруг услышал за собой топот. Он обернулся. На него скакал вприпрыжку Бека.
Петька не успел отскочить в сторону. Ягнёнок бухнул его так, что Петька шлёпнулся в траву.
— Бека, это же я, — проговорил Петька. — Не узнал ты меня? — Ягнёнок попятился назад и снова грозно понёсся на хозяина.
— Бека! — крикнул тот и прыгнул в канаву.
Ягнёнок перелетел через канаву, растянулся и жалобно заблеял. Петька привстал.
— Эх, глупый ты бараша, — заговорил он. — На кого же ты бросаешься? На своего хозяина!
Бека задрал, нос, поводил им, потянул воздух и снова попятился для разбега.
— Опять?! — сказал Петька, падая в канаву.
— Бе-бе, — проблеял Бека и шлёпнулся рядом с ним.
— Бека, Бека, на кого же ты нападаешь? Я тебя молоком поил. Вспомни, — причитал Петька. — Если бы знал, что ты бандитом будешь… Бе-ека.
Петька сел. Ягнёнок ткнулся ему в грудь, тяжело задышал.
— Вот видишь, как наморился, а из-за чего? Я с ребятами не могу
Петька выбрался из канавы. Ноги и руки горели от крапивы, саднила коленка. Бека выпрыгнул за хозяином, толкнул его лбом и попятился опять на разбег.
— Ну, Бека! — произнёс Петька и дал такого стрекача до дома, что Бека не догнал его своими большими прыжками и от обиды бухнул тугим бараньим лбом в дверь, растворил сени и принялся искать хозяина в доме. Петька вскочил на кровать, а Бека, встретив вдруг самого себя в зеркале, строго проблеял и с разбегу боднул зеркало.
Все это произошло так быстро, что Петька и не заметил, куда исчез баран. Лишь слышалось где-то глухое буханье, а на полу поблёскивали осколки стекла. Петька выбежал на улицу, осмотрелся. Беки не было. Он позвал мать… Беку нашли в платяном шкафу.
— Ну, вот, вот вырос наконец-то, — приговаривала мать, вытаскивая Беку из шкафа. — Сейчас к дяде Проше тебя. Он утихомирит твоё буйство. Поведём, Петюшка. Не хочет признавать хозяина, пусть на волю отправляется.
— Жалко, — проговорил Петька. — Это он обиделся на меня за то, что я его не встретил.
— Нет, не поэтому. Вырос он, большим стал, бодаться ему надо, — ответила мать. — Теперь тебе с ним не сладить.
Дядя Прохор забрал Беку в колхозную отару, а Петьке пообещал за работу выдать от колхоза премию. Только не сказал, какая будет премия и когда.
Но Петька и не думал об этом, некогда ему было забивать голову пустяками.
Тьма-перетьма
В старое время старики любили рассказывать разные легенды. Живёт-живёт какой-нибудь дедушка, на работу сил уже не хватает, а без дела сиднем сидеть не будешь: человеку, хоть старому, хоть малому, нельзя без дела — он и рассказывает разные истории, которые легендами называют.
Сидит дедушка где-нибудь на завалинке, возле него внуки на земле стёклышки да черепушечки выковыривают, глядят через них на свет, на солнце и дедушку заставляют полюбоваться, как в разноцветных стёклышках мир меняется, разноцветным становится. А дедушке и так всё красивым видится. Жизнь-то он прожил спешно, ни на что насмотреться за работой толком не успел.
Любуется дедушка и травкой зелёной, и цветком-одуванчиком, и бабочкой пестрокрылой, и птичкой; спешит, спешит наглядеться на всё земное, пока смерть глаза не закрыла, не смежила веки, а к нему внуки со стёклышками пристают.
— Э-эх! — вздыхает дедушка и говорит: — И что это вы мне покоя не даёте? Видел я на своём веку и красное, и зелёное, и тьму-перетьму видал…
Заговорит дедушка, и разом детишки вокруг него усаживаются много их соберётся — и вздохнут на страшном слове: