Санкт-Петербург. Автобиография
Шрифт:
В милицейских протоколах зафиксировано множество кляуз и доносов друг на друга соседей по коммунальным квартирам наподобие следующего: «Прошу призвать к порядку Б-а Максима, хулиганит и ворует все подряд ничего нельзя оставить на кухне, издевается ежедневно, из комнаты все выкрали на кухне крадут кастрюли и крышки от кастрюль 2 крышки украли и не вернули. Теперь украли еще две крышки. Я пришла из магазина стоят 2 кастрюли на столе без крышек все отказались никто не брал. Я им сказала буду звонить сейчас в милицию. Тогда М-а Н. Д. решила отдать с большой кастрюли крышку, а вторую крышку нашла на полке у Максима среди их крышек и отдала мне. Долго ли будет продолжаться воровство бабушки и внука
После Великой Отечественной войны, когда Ленинград был наполовину разрушен, коммуналки еще долго оставались «необходимым злом». С середины 1960-х годов их начали расселять, пик расселения пришелся уже на постсоветское время (1993). Тем не менее и по сей день в городе имеется значительное количество коммунальных квартир.
Стоит упомянуть и о том, что именно в Ленинграде появились первые крупнопанельные дома – те самые «хрущевки», или «хрущобы», которые прославил московский район Новые Черемушки; это произошло в 1959 году. А с конца 1960-х годов в городе начали строиться дома-«корабли», названные так за отдаленное сходство с бортами океанских лайнеров; эти же дома использовались для гашения сильного морского ветра в прибрежных районах.
Убийство Кирова и репрессии, 1934 год
Михаил Росляков, Константин Симонов
В конце 1920-х годов был отменен нэп, страна начала жить по пятилетним планам и наращивать промышленный потенциал: в 1930-х годах новую жизнь обрели Путиловский (еще в 1924 году были выпущены первые два трактора серии «Фордзон-путиловец»), Ижорский и другие ленинградские заводы, в том числе «Светлана» – завод по производству световых ламп накаливания, а Балтийский завод спустил на воду в 1929 году подводную лодку «Народоволец». В деревнях осуществлялись коллективизация и раскулачивание; одновременно с этим началась «чистка» рядов коммунистической партии.
В Ленинграде «чистки» проводились и раньше: так, в 1925 году по обвинению в создании контрреволюционной монархической организации были арестованы выпускники Александровского лицея (так называемое «дело лицеистов»), затем прогремели дело офицеров Балтийского флота и «ордена мартинистов» (1926), дело офицеров лейб-гвардии Финляндского полка, «ордена Св. Грааля», скаутов и спортивного общества «Сокол» (1927), дело «Космической академии наук» (1928, Д. С. Лихачев и др.), «Академическое дело» и «Гвардейское дело», начались массовые аресты монашества: в 1932 году в один день в тюрьмы были заключены практически все монахи города.
В начале же 1930-х годов, когда стал формироваться культ личности
Формальным поводом для ужесточения репрессий в Ленинграде стало убийство 1 декабря 1934 года лидера местной партийной организации С. М. Кирова (Кострикова). Это убийство совершил Л. В. Николаев, по одной из версий – тайный сотрудник НКВД (эта же версия утверждает, что убийство Кирова организовали по личному указанию Сталина, но документальных подтверждений нет).
Соратник Кирова М. В. Росляков вспоминал:
Вдруг в пятом часу мы слышим выстрелы – один, другой... Сидевший у входных дверей кабинета Чудова завторготделом А. Иванченко первым выскочил в коридор, но моментально вернулся. Выскочив следом за Иванченко, я увидел страшную картину: налево от дверей приемной Чудова в коридоре ничком лежит Киров (голова его повернута вправо), фуражка, козырек которой уперся в пол, чуть приподнята и не касается затылочной части головы; слева под мышкой – канцелярская папка с материалами подготовленного доклада: она не выпала совсем, но расслабленная рука ее уже не держит. Киров недвижим, ни звука, его тело лежит по ходу движения к кабинету, головой вперед, а ноги примерно в 10–15 сантиметрах за краем двери приемной Чудова. Направо от этой двери, тоже примерно в 15–20 сантиметрах, лежит какой-то человек на спине, руки его раскинуты, в правой находится револьвер. Между подошвами ног Кирова и этого человека чуть более метра...
Подбегаю к Кирову, беру его за голову... шепчу: «Киров, Мироныч». Ни звука, никакой реакции. Оборачиваюсь, подскакиваю к лежащему преступнику, свободно беру из его расслабленной руки револьвер и передаю склонившемуся А. И. Угарову. Ощупываю карманы убийцы, из кармана пиджака достаю записную книжку, партийный билет... Угаров, через мое плечо, читает: «Николаев Леонид...» Кто-то из подбежавших хочет ударить ногой этого Николаева, но мы с Угаровым прикрикнули на него – необходимо честное следствие, а не поспешное уничтожение преступника...
Секретари сообщают в НКВД, вызывают Медведя, санчасть. Запыхавшись, подходит отставший в большом коридоре охранник Кирова – Борисов. Вызываем Медицинский пункт Смольного. Прибегают медяки, захватив с собой сердечные средства, подушку с кислородом. Прибегает Медведь, в расстегнутом зимнем пальто, без шапки. Он в полной растерянности. С ним приехал начальник санчасти НКВД С. М. Мамушин. Надо поднять Кирова и перенести в его кабинет. Вызваны профессора и следственные власти. Все это происходит в какой-то короткий, но страшный напряженный миг.
Теплится надежда, решаем поднять безмолвного Кирова и перенести в кабинет. Чудов, Кодацкий, Зернов и другие бережно берут тело Кирова, я поддерживаю его голову, из затылка сочится мне на руки кровь. Вносим через приемную в кабинет, кладем на стол заседаний. Расстегиваю воротничок гимнастерки, снимаю ременный кушак, пытаюсь найти пульс и, кажется, как будто нашел его... Увы... Пробуем кислород... безнадежно...
Писатель К. М. Симонов делился впечатлениями о реакции общества на убийство Кирова:
Тому, в чьей памяти не остался декабрь 34-го года, наверное, даже трудно представить себе, какой страшной силы и неожиданности ударом было убийство Кирова. Во всей атмосфере жизни что-то рухнуло, сломалось, произошло нечто зловещее. И это ощущение возникло сразу, хотя люди, подобные мне, даже не допускали в мыслях всего, что могло последовать и что последовало затем. Было что-то зловещее и страшное и в самом убийстве, и в том, что оно произошло в Смольном, и в том, что туда сорвался и поехал из Москвы Сталин, и в том, как обо всем этом писали, и как хоронили Кирова, и какое значение все это приобрело.