Санктуарий

Джеймс В. В.

– Ничего, – говорит Сара. – Видишь? Совсем ничего. Никаких артефактов. Никаких гримуаров.

Она распахивает дверцы гардероба с такой силой, что они стукаются о стену. Содержимое такое же темное, насколько вся комната светлая. Сара лихорадочно открывает ящики, вытаскивая охапку стрингов и увеличивающих грудь лифчиков, словно это какие-то доказательства.

– Просто одежда. Обычная девичьи вещи.

Она плюхается на кровать, словно все силы ее вдруг покинули, и вытирает лицо. Когда она поворачивается ко мне, я вижу, что она плачет.

– Думаешь, я не знала бы, Эби?

Моя родная дочь! Я для нее только и мечтала об этом.

– Почему ты так уверена?

– Из-за обряда. Ритуала Определения.

– Значит, он дал сбой.

Я смотрю на съежившуюся на краю матраса Сару. В нормальных обстоятельствах вид настолько расстроенной подруги меня больно ранил бы, но сейчас моих слез хватает только на моего сына и на меня саму.

Сара мотает головой.

– Он никогда не дает сбоя.

14

Сара

Устами Эбигейл говорит ее горе. Конечно же. Не могла же она поверить этой надуманной истории про полицию, улики и колдовство!

Я – единственная ведьма в Санктуарии. Эбигейл это знает. Тэд Болт это знает. Все это знают. И все знают, что это – мое горе.

Так что я подробно рассказываю ей об Определении Харпер. Я после него была сама не своя, и выстояла только благодаря подругам: Бриджит, Джулии и Эбигейл. Но я никогда не рассказывала им всего. Это было бы нарушением прав Харпер: ведь это она попросила, чтобы на обряде никто не присутствовал.

В ведьмовских семьях этот обряд – большой праздник. Представьте себе христианскую конфирмацию, иудейский бар-мицва, шестнадцатилетие и студенческий бал вместе взятые. Родные ведьмы и неодаренные члены ковена съезжаются со всех концов страны, чтобы одарить ее своей любовью и благословениями.

Мое собственное Определение стало одним из самых счастливых дней моей жизни. Его провели через несколько недель после моего тринадцатого дня рождения на поле, принадлежавшем моей бабушке, неподалеку от их с дедушкой дома. Там был ручей и заросли орешника: хорошее место для магии.

Бабушка развесила по деревьям фонари и расставила на длинном столе мои любимые блюда: пирог со сладким картофелем, макароны с сыром, шарлотка. Для взрослых было шампанское, а для нас, детей, вино из одуванчиков. Мы танцевали и бесились, а на восходе луны бабушка провела мое Определение.

Я помню свои ощущения, когда она завершила заклинания – и я вдруг увидела. Мы все увидели. Моя магия ярко засияла во мне. На несколько мгновений ты превращаешься в человека-светлячка. Магия освещает тебя изнутри и искрами сыплется с тебя, словно пыльца феи. Это быстро гаснет, но ты уже никогда не забудешь, что в тебе заключено.

Бабушка всегда повторяла мне, что ведьма должна проявлять этот свет во всем, что делает.

Когда Харпер была маленькая, я мечтала об ее Определении. То поле по-прежнему принадлежит нашей семье: я хожу туда собирать ингредиенты. Я не рассчитывала, что

мама приедет из Флориды: я помнила, как на моем празднике она сидела одна и отказывалась принимать поздравления. Мне потом рассказывали, что она напилась и вела себя гадко. Но мои тетки, дядья и двоюродные братья и сестры ни за что этот день не пропустят. Как и те члены бабушкиного ковена, которые еще живы. Плюс мой собственный ковен: Бриджит, Джулия и Эбигейл со своими детьми и партнерами. Харпер тоже постоянно об этом говорила: «Когда я Определюсь», – твердила она. А я хохотала и говорила, что она родилась уже определившейся.

Но чем меньше оставалось до Определения, тем реже она об этом говорила. Поначалу я не могла этого понять. Я думала, уж не видела ли она то, что тогда происходило… может, это ее испугало, и она стала страшиться той силы, которую обретет. Я пыталась с ней об этом поговорить, вытянуть из нее, видела ли она что-то или, может, заподозрила, но она только сильнее замыкалась.

Когда я начала планировать праздник, она умоляла меня ничего не устраивать. «Я не хочу, чтобы кто-то там был». Я не могла ее понять, была уверена, что она передумает. Но ее день рождения приближался, а она была все так же тверда.

Я даже не заподозрила истинной причины ее нежелания праздновать Определение.

С тех пор прошло уже почти пять лет. Теплый сентябрьский вечер, через два месяца после того, как Харпер исполнилось тринадцать. Я уступила ее желанию: никакого праздника. Никаких свидетелей. Но я собрала пикник из ее любимых блюд. Я была уверена, что это просто нервы, вполне объяснимое волнение любого ребенка, достигшего первой важной вехи своей жизни. Когда все закончится, она будет в восторге. Но мы ни крошки не съели из того, что я приготовила.

Харпер потребовала, чтобы я не смотрела, как она переодевается в белую ритуальную рубаху. А потом, босая и серьезная, она легла на траву. Я помню ее глаза, пока я творила ритуал: широко распахнутые и мрачные.

Я выкопала вокруг нее канавку и заполнила ее водой, зачерпнутой из ручья серебряным ковшом. Я установила восковые свечи вторым, более широким, кругом и зажгла их. Вскрыла себе запястье ножом, чтобы обвести каплями крови еще больший круг на траве. Обошла по всем трем кругам против часовой стрелки, или против солнца, произнося слова заговора. Харпер лежала, окруженная водой и огнем, кровью и моим дыханием. Ее глаза следили за мной до самого конца.

Ничего не произошло.

Я думала, это ее рыдания – но это я плакала.

Упав на колени, я молила ее меня простить. Я выполнила ритуал неправильно. Сделала ошибку. Я его повторю. Все это – какое-то ужасное недоразумение. Конечно же, она ведьма. Конечно же!

Харпер обхватила меня своими худенькими ручками.

– Ты все сделала идеально, ма, – сказала она. – Но это не страшно. Не страшно.

И моя малышка утешала меня, плачущую.

– Так что, ты видишь, – говорю я Эбигейл, которая стоит надо мной в комнате Харпер – спальне обычной юной девушки, – если там и было колдовство, то этого не могла сделать моя дочь. Я понимаю, что тебе хочется найти объяснение или причину. Но это не Харпер.