Санктуарий
Шрифт:
Принимавший вызов сержант Грейсон вернул говорящую к конкретике. Звонившая сказала, что это «возможно пустое», но крик был «просто ужасный», так что она сочла нужным о нем сообщить. Звонившую поблагодарили и заверили, что офицер выезжает.
Проверка показала отсутствие дел на ПЕРЕЛЛИ. Пять нарушений дорожных правил со стороны МАРТИНО, но никаких иных преступлений.
Сержант Найт отправлена по вызову. На месте в 22:57.
Реагирующий полицейский выяснила, что на террасе дома шел праздничный обед. Присутствовали Пьер МАРТИНО, Бриджит ПЕРЕЛЛИ, Майкл и Эбигейл УИТМЕН, Сара ФЕНН и Джулия ГАРСИЯ. Кроме
Один несовершеннолетний, Дэниел УИТМЕН (12 лет) лежал на диване внизу, с ним находилась его мать.
Сержанту Найт сообщили, что мальчик упал с лестницы. Услышавшие шум взрослые нашли его без сознания, и его мать закричала. Однако мальчик быстро пришел в себя без каких-либо видимых травм.
Мальчик был в сознании и разговаривал. Сказал: «Пошел нам за печеньками, но было темно, и я шагнул мимо ступеньки».
На рекомендацию полицейского обеспечить ребенку осмотр профессионального медика Майкл УИТМЕН заявил, что он – профессиональный медик, профессор факультета медицины Йельского университета, и что он уверен, что его сын «немного испуган, но цел». «Мы все переволновались гораздо больше него», – сказал УИТМЕН.
Были проверены остальные дети наверху (в возрасте между 11 и 12): они не спали, но были спокойны. Все дети подтвердили, что с ними все в порядке.
Реагирующим было рекомендовано наблюдать за несовершеннолетним Дэниелом УИТМЕНОМ в течение всей ночи, а утром в случае появления каких-либо тревожных симптомов обратиться к врачу и получить второе мнение.
ДЕЛО ЗАКРЫТО
17
Сара
Когда я сказала Эбигейл, что она ошиблась, то не смогла ничего прочесть по ее лицу. Я сказала, что Харпер не смогла бы ничего сделать Дэниелу колдовством. Не знаю, правда ли то, что она сказала об обращении свидетеля в полицию, но это глубоко меня потрясло. Потому что пусть это обвинение и ложное, но доказать это будет ужасно сложно.
Я не могу допустить, чтобы дочь еще день со мной не разговаривала. И потому, после того как я все же взяла себя в руки, я зачаровала дверь спальни Харпер.
Солнце едва встало, и я сделала перерыв в бессонном приготовлении ингредиентов, чтобы подремать в бабушкином кресле-качалке – и тут мои чары заставили все часы и колокольчики в доме зазвенеть одновременно.
Харпер врывается ко мне, разъяренная. Когда моя девочка так злилась?
– Какого черта, ма? Ты заговорила мою дверь?
– Нам надо поговорить. Я никогда не спрашиваю, куда ты ходишь, но ты пропустила два дня в школе – и еще очень много чего.
– Вряд ли. Здесь меня ничего не держит.
Я понимаю, что она говорит о школе, о сплетнях на парковке, о посиделках в кафе – обычных элементах жизни подростка. Но ее «меня нечего не держит» ранит меня больнее ритуального кинжала.
– Харпер, я серьезно. Сядь.
Она мрачно плюхается на кухонный стул, пристраивая пятки на край сиденья. Она упирается подбородком в колени и наблюдает за мной.
– Ну, что?
Как сказать своему ребенку, что ее обвинили
Придется попытаться. Мне придется сказать ей правду, постаравшись не напугать. Сейчас речь дается мне труднее любых чар.
– Ко мне приходила Эбигейл. Она сказала, что кто-то явился в полицию и дал показания о том, что ты виновна в смерти Дэниела.
Харпер напрягается. Мрачность в ее взгляде сменяется потрясением и недоумением.
– На вечеринке?
– Это нелепость, конечно. Но это значит, что следователь снова вернется и будет задавать вопросы.
– Но это же невозможно! Когда Дэн упал, меня рядом не было. Я была на лестнице, а он стоял на площадке.
И вот сейчас – самое трудное. Вопрос, который даже обсуждать с Эбигейл казалось предательством: отсутствие у дочери дара. Я виню подругу (если она еще мне подруга) за то, что заставила меня разбередить эту рану.
– Свидетель говорит, что ты сделала это колдовством.
– Колдовством? – переспрашивает Харпер. А потом я изумленно слышу ее хохот. – Ну, в этом случае тревожиться не о чем.
– Боюсь, что не все так просто, милая.
Мне невыносимо ей об этом говорить. Хотя судебная система Соединенных Штатов вполне готова выносить приговоры за преступления, совершенные с помощью магии, она не принимает свидетельств, полученных с помощью магии. Спасибо Александру Гамильтону и его приятелям, составлявшим федеральные документы. Они внесли туда поправку: «Никто не должен быть осужден или оправдан свидетельствами, полученными сверхъестественным путем». Логика состояла в том, что ведьмы станут покрывать друг друга: всегда будут говорить, что магия не использовалась, или станут пытаться вывернуться, обвиняя невиновных. Короче, в том, что ведьмы по определению не заслуживают доверия.
А это означает, что неудачный обряд Определения Харпер нельзя использовать, чтобы доказать суду, что она лишена дара. И знаете что? Наука не имеет способа это выяснить. Никакого анализа не существует. Наша кровь не светится. В наших ДНК нет третьей спирали, в нашем геноме нет лишней буквы. Когда дело доходит до выявления ведьм, медицина получает один жирный ноль.
По сути, стоит кому-то сказать, будто видел, как ты колдуешь, то доказать, что ты не ведьма, сейчас так же невозможно, как в те дни, когда тебя кидали в деревенский пруд. Тогда доказать свою невиновность можно было только одним способом: утонуть.
Я вижу, как Харпер сжимается, пока я объясняю ей это по возможности мягко, и обнаруживаю, что почти боюсь той вспышки, которая обязательно должна последовать.
– Кто это сказал? – спрашивает она. – Кто этот свидетель?
– Понятия не имею. Эбигейл отказалась говорить.
– Джейк. Могу спорить, это тот неудачник Джейк Болт.
Я холодею. Потому что, конечно, если это и правда был Джейк Болт, сын шефа полиции, тогда, надо думать, на суде его слово будет весить гораздо больше, чем слово обычного подростка. Не говоря уже о том, что Тэд вряд ли потребует от своих подчиненных работать сверхурочно, доказывая, что его сын – лжец.