Сансара загнанной белки, или 22 жизни одной маленькой меня
Шрифт:
***
Тсс!! Тихий час. В садике отпрашиваюсь с сонного перерыва. Тихонечко шлепаю босыми ступнями по полу. Я в белых трусиках и больше ни в чем шепотом иду в туалет. Вхожу и вздрагиваю от того, что за мной входит кто-то еще – следом прошмыгивает Миша в таком же одеянии, зажимает меня в углу и целует. Спустя 11 лет буду отплясывать с ним на выпускном. Он все такой же красавчик. Еще спустя 11 лет его профиль мелькнет в одноклассниках. Лыс, некрасив, переехал в Астрахань.
Из кровати второго яруса я слышу шум в раздевалке. Тихий час подходит к концу. Родители где-то за кадром расходятся с детсадовского родительского собрания. Там за дверью происходит громкое и нервное. На эмоциях мама входит, почти влетает,
Слова переходят в крики и агрессию. Мама разводит руками, хмурит красивые брови. Мама чеканит слова: “Как можно случайно перепутать свои старые валенки и чужие новые на два размера меньше”. Мама не верит в случайность. Валенки – те самые мои новые – находятся каким-то чудом у злюки-заводилы Тони. Я начну точить зуб на нее еще больше. Пассивный зуб – активно выяснять отношения я не умею. Мне откровенно слабо и страшно. И потом я все-таки хорошая девочка. Мама берет в руки иголку и расшивает валенки разноцветными снежинками на голенище, чтобы во второй раз точно не перепутали. Мои теперь из всех выделяются. Точно не перепутать.
***
То тут то там появляются в городе елочные базары. Городские работники развешивают на фонари мишуру, грядет Новый год. Новый 1990-й год. Новогодний утренник тоже в грядущем формате. Девочки – снежинки, мальчики – зайчики. Детсадовская классика неумолима в своем разнообразии. Родителям наказано расшить капроновое платье мишурой и соорудить на голову подобие короны.
У меня тоже есть капроновое платье, но оно фиолетовое. Модного нынче цвета фуксии. Правда, тогда еще никто об этом не знает. Посему просто фиолетовое. Не помню, да и откровенно не знаю, как оно было на самом деле. Мама говорит, что о цвете платья не предупреждали. Не говорено было о том, что капроновое платье снежинки должно было быть бело и невинно аки свадебное.
Возможно, воспитатель даже не думала о том, что оно может быть фиолетовым. Платье мне тоже доставали с кайфом от его цветной необычности. Не как у всех. Выделяйся и тебя заметят. О том, что могут заметить и надавать по башке, я узнаю понемножечку с каждым шажочком. Так тоже бывает. Побочный эффект, так сказать. Всю ночь мама работает иголкой и к утру показывает красивое платье. Цыгански блестяще фиолетовое с большой снежинищей во всю грудь. Мне нра. Оч красиво!
В саду скандал, взрыв и ор – платье не белое! Мне тоже непонятна связь фиолетового цвета и снега, но я всем сердцем болею за маму. Мне несправедливо и обидно. Потому, что моя мама шила всю ночь, а они вон чего удумали. Платье им не то! Я в группе слышу отчетливо весь шквал возмущений и скандала, происходящих в соседней комнате. Бои идут не на жизнь, а на платье. Настроение теряет настрой, устойчивость, и медленно вешает нос.
Воспитательница, та самая, злобная и нелюбимая, предлагают надеть чужое, но белое. Мама встает в позу и ни за какие коврижки не идет на компромисс. Побеждает, и я надеваю свое красивое. Все белые, я фиолетовая. Сидя на маленьком стульчике я спиной чувствую висящее напряжение вокруг себя. Зато я для мамы красивая. И очень отдельная. И нет, мне не фиолетово.
***
В коридоре, в самом его уголке-закутке папа делает шкаф. На верхних полках живут инструменты-гайки-шурупы, посередине специальное место для хранения муки и сахара. Самый низ неудобен для использования и мне отдают его под игрушки и игрища. Из подручных средств – обрезков ткани, поролона, коробок, я делаю там комнату, мебель для игрушек. Сижу часто в коридоре между раскрытых дверей на пути каждого проходящего мимо и играю.
Мешаю по сути –
***
Я у бабушки летом. Мое любимое блюдо – лапша-"размазня". Да простят меня итальянцы. И пирожки с малиной. Бабушка словно из ниоткуда часто приносит консервы Иваси. Оказывается, они складированы в сарае. Очень их люблю. Каждая баночка как праздник. Где-то в районе 90-х они закончатся, будет очень жаль. Я помню последнюю и то, как бабушка разводит руками:
– Последняя.
Мы с бабушкой ходим за хлебом на станцию в магазин. Магазин далеко на другой стороне деревни. По ту зарельсовую стороны. Одну меня не отпускают, а мне так хочется быть взрослой.
***
Мы едем на экскурсию на трикотажную фабрику. Там на выходе разрешают забрать с собой оставшиеся ненужные лоскутки. Не чудо ли это? Совершенно бесплатно ненужные лоскутки! Это же сколько кукол можно одеть! Я беру! Помню, как едем туда в автобусе вдоль водохранилища, вдалеке дымит фабрика. Привожу домой, делаю из них одежду для пупсов. Вообще я часто шью одежду куклам. Мне хватает похвалы. Классная же одежда, мам? Я сижу дома днем одна и часто шью, рисую, мастерю. Мама ругает, что я теряю иголки и они потом валяются на паласе.
– Опасно! Если наступить на иголку, она попадет в тело и по кровеносным сосудам в секунды доберется до сердца и тогда умрешь.
Я верю. Под запретом еще пластилин – уронишь, не ототрём. И собака – мечта всего детства.
***
В школе на утреннике я буду зайкой. Мне пришивают настоящий заячий хвост к сшитому ранее костюму. Костюм сшит не специально для праздника, я ношу его просто так. Он бежевый с черными блестящими пуговками – короткий модный пиджачок и не менее модные юбка-шорты. В честь утренника мне его адаптируют. Мама делает акцент на настоящести хвоста – такого вот ни у кого, а у тебя настоящий. Взрослая я не знает, как на это реагировать. “Несите дичь!”, – говорит взрослая я. Ну, хвост же от настоящего зайца? Вполне себе дичь.
***
Папа попадает в больницу с гепатитом и мы ездим с мамой к нему каждый день. Мама возит еду в кастрюльках. Она оборачивает их полотенцем, чтобы не остало. Я его не вижу все время болезни. Целую долгость. С мамой возвращаемся домой, а папа приехал с друзьями после выписки. Мужчины кругом сидят за столом. Я вижу одного бородатого и не узнаю папу. Страх, шок, мрак. Он протягивает руки и зовет. Я, отпрянув, замираю.
***
Папа дома в свободное время режет по дереву, обычно шкатулки. Научился этому в армии, позже обменивался опытом с дедушкой, маминым папой. Дедушка делает на заказ резные двери, позже столы и табуреты. К дедушке приезжают за заказами, он так подрабатывает. Папа режет шкатулки на подарки или пытается сдавать на продажу, но дело не идет.