Сантехник 4
Шрифт:
– Сейчас, Мурзик! Явился этот ирод окаянный, скоро ты будешь со своей любимой хозяйкой!
Это сказано любящим и нежным голосом, только на меня этого тона, как на спасителя животного, уже не хватает.
На спасителя животины снова рявкает обернувшаяся старая ведьма:
– Чего ждешь? Марш в подвал! Мурзик там боится!
– Эх, если бы не любящий внучек из управы, ты бы ждала меня до Нового года, карга старая, – представляю я на секунду, что именно так отвечаю бабке.
– И не дождалась бы! – хочется еще добавить.
На
Даже на той же Ладожской в районах новостроек, так что я ничего, кроме премии, теоретически не потеряю, если сейчас грубо пошлю старуху с ее гребанным котом куда подальше.
После этого гордо развернусь и просто уйду, как уважающая себя личность и очень занятый человек труда.
Однако премия мне конкретно нужна, поэтому я максимально ласковым тоном, как разговаривают с больными детьми и самыми опасными психами, отвечаю бабке:
– Ну что вы, Марфа Никаноровна, мне позвонили в тринадцать пятьдесят, а уже в четырнадцать ноль пять я успел забрать ключи от подвала и стою перед вами. Посмотрите время на телефоне.
Аж самому противно! От такого пресмыкательства перед сильно пожилой и крайне вредной женщиной, ну вот очень противно!
Я даже обещаю себе в сердцах в этот момент дождаться получения премии на карту и сразу уйти на хрен из этого сраного ЖЭКа без отработки положенного времени.
Уйду, отдохну немного от начальства и постоянно недовольного лица своей бывшей, потом подумаю о жизни.
Хотя, чего я себе вру, через месяц с небольшим у меня летний отпуск в июле подходит, есть смысл дождаться его и тогда уже срываться на новое место сразу после получения отпускных.
Пошлю на хрен и мастера, и бывший ЖЭК с новым названием, и бабку с ее сраным котом и внучком-чинушей!
Те же сорок пять, а то и пятьдесят тысяч опять очень не помешают молодому парню с ипотекой. Можно сразу сократить срок почти пожизненного рабства на пару месяцев и еще отдохнуть, как следует.
Ага, как следует, ипотека заставит тебя и в отпуске работать, не покладая рук, если можно неустанным трудом уменьшить ее ажно на целых пять процентов!
Это же ого-го какой выхлоп! Будешь должен банку не ровно два миллиона, а всего-то миллион девятьсот тысяч, а с премией так даже всего-то миллион восемьсот пятьдесят.
Такие потенциально возможные цифры снижения ипотеки очень радуют мои глаза, однако добиться их ой как не просто. Вкалывать придется, как Папе Карле!
Вот так чертов капитализм, общество эксплуатации человека человеком, и дергает за крючки доверчивых граждан, обещая щадящую ипотеку в случае легального подтвержденного дохода.
Ну, тело долга понизить на сто пятьдесят тысяч, да хотя бы на сто всего – это стоит того, чтобы
Так-то оно, это тело, очень медленно уменьшается, без таких волевых вложений за гранью возможного.
Только теперь даже заметно выжившую из ума старую перечницу с ее сраным котом послать никак не можно, ибо премия очень мне нужна. Да и отпускные тоже.
Хотя, это совсем не моя обязанность – искать ее животное и выносить его с риском для рук из подвала, однако приказ мастера абсолютно конкретен:
– Угодить старухе и не злить ее ни в коем случае!
Поэтому я молча, проглотив негодование и пытаясь его незаметно переварить, спускаюсь в подвал, открываю дверь и, подумав, почему-то не оставляю ключ с замком на какой-нибудь притолоке. А кладу в свой ящик для инструментов, типа, поближе положишь, быстрее возьмешь.
Включаю свет, всего пара ламп отзываются на электроимпульс выключателя, после чего медленно бреду в центр подвала. Медленно, чтобы в полутьме не вписаться башкой в какую-нибудь коварно притаившуюся канализационную трубу.
Где я слышал утробное завывание кота, только пока его не вижу, скотину такую!
Еще и прячется от своего спасителя, этот негодный комок рыжей шерсти!
Дойдя до середины, я включаю фонарик и начинаю с довольно фальшиво звучащей нежностью в голосе звать и кискать кота.
– Кис-кис-кис! Где же ты, чертов котяра? Чтоб ты сдох! Улетел и не обещал вернуться! – вспоминаю я в меру упитанного мужчину из далекой Швеции.
Через маленькие окошки слышно, как продолжает завывать имя кота Марфа Никаноровна во дворе, и вскоре он отзывается ей гнусавым воем.
– Ага, где-то здесь! – я прохожу еще десяток метров и на высоко расположенной каналье в полутьме вижу рыжую масть.
Опять та же самая ситуация, гадкое животное забралось на самый верх труб, идущих под потолком, и представляет кое-какую опасность во время эвакуации. Особенно для моих глаз, лица и рук.
Чего он туда постоянно лезет? Крыса, что ли, здоровая попалась? Эти могут всерьез шугануть домашнего котика, это ему не над беззащитными мышами глумиться с мордой поперек себя шире.
Поэтому я ставлю ящик на пол подвала, уже непонятно из чего сделанный незадолго перед той самой Великой Октябрьской Социалистической революцией, как прочитал про этот дом в Википедии.
Вот обломался хозяин дома, когда через пять лет новые власти почти новый, только что построенный дом национализировали, оставив ему с семьей одну комнату в личное пользование.
Да уж, жестокий цинизм революционной ситуации.
Достаю из ящика защитные очки на резинке, надеваю их на лицо, выключаю и убираю на лоб фонарь, натягиваю грубые брезентовые перчатки. И только готовлюсь схватить кота за передние лапы, как вдруг чертова животина приседает подальше от моих рук и завывает страшным, угрожающим голосом.