Сантехник. Твоё моё колено
Шрифт:
У меня в хрущевке нет кабинета, башни и никаких раздельных спален. Зато есть двухэтажная кровать.
Вечерами мы играем на ней в «отражение авианалета». Творим что хотим. И никто не врывается, не требует отдать туфли с кофтами. Еще есть диван в гостиной, преогромный. А коту весь мир кровать, он ночует где захочет. Ему везде мягко — думал я, сидя на жестком топчане. И вообще, если не в простоте счастье, то скажите в чем.
— Это я во всем виновата. У меня судьба такая — источать неприятности. Из-за меня страдают люди, —
Она ничем уже не напоминала женского терминатора. Нос опущен, губа дрожит. Я и подумал о том, как жутко ей в этой бетонной коробке. Воздух спертый, свет едкий, замок на клетке страшный. Опасаясь местного энтомологического разнообразия, она не решается даже сесть во всю попу. Скорей висит рядом со скамьей в позе сидящего человека. Редкая девушка признает вину, даже будучи виноватой. А эта прям княжна великодушная. Захотелось обнять ее, совершить героическое, как-то утешить. Стал отговаривать.
— Думаю, все ровно наоборот, Катя. Вы невинная жертва и хороший человек. Уж я-то в людях разбираюсь. Всему виной наш менеджер, Александр Иванов. Он проявил себя как настоящая, извините, фекалия!
— Не смейте! Саша прекрасный человек! Меня здесь вообще не должно быть. Я обманула его. Сказала, что уеду. Он мне дом в Калифорнии купил. С видом на океан. Он уверен, я сейчас там.
Этот Иванов и правда щедрый дядя. Катя писатель малоизвестный. Я ничего о ней не слышал. Однако ж он ей отслюнявил виллу с видом на Полинезию, если хорошо всмотреться. К таким работодателям не стоит относиться строго.
— Простите Катя, вы работаете, видимо, под псевдонимом. Осмелюсь предположить, что вы знаменитая Максимилиана Грейс… Мне очень лестно, что у нас один на двоих литературный агент. А я — Севастьян Свиридов, эссеист…
— Я не Максимилиана. А Иванов — мой муж. Бывший.
— Ах… Неожиданный поворот. Понимаю. Бывший муж…
В одно мгновение Золушка превратилась в коварную разведенку, в смазливую охотницу за миллионами. Люся в сравнении с ней лишь личинка хитрой стервы. Мало Кате дома в Калифорнии, подавайте дачу в Юрмале. Жадные бабы — источник всех земных бед. На втором месте глупые начальники, на третьем — ленивые мужья. Катя вздохнула.
— Это его дом. Я обещала уехать.
— Верно ли я вас понял, Катя? Ваш муж по фамилии Иванов сдал мне жилище вместе с бывшей женой, которая должна была, но не уехала?
— Ну да. Почти так. Он сам арендует дом, но хочет выкупить. Скоро выкупит.
— А почему не уехали? Самолет вас не дождался? Эти летчики ужасно нетерпеливы. Подлецы, я считаю…
— Неа…
Она пожала плечами. Точней, одним плечом, лишь чуть приподняла. Как-то очень мило, прям поцеловал бы. Некоторые маленькие жесты помнишь потом всю жизнь.
— Влюбилась.
Она снова переменилась. Только что выглядела сколопендрой, теперь шевельнула плечом и превратилась в тихого ангела. И так чисто прозвучало это «влюбилась», как ни один плохой человек не скажет.
— Знаете, Катя, у нас вагон времени. Следователь придет утром, и до одиннадцати нас ничто не разлучит, кажется. Расскажите. Я книжки пишу, мне интересно. Завтра мы расстанемся, послезавтра вы меня забудете. К тому же обещаю считать, что вы мне все тут врете. Клянусь не верить ни единому слову.
Она
Когда-то они были вместе. Иванов человек хороший. Но страдает необычным расстройством психики. Ему кажется, всякая женщина в двадцать пять лет становится старой калошей. Все, что старше, его бесит. Зато первокурсницы и старшеклассницы действуют как желуди на свинку. Себя забывает. Страдает, винится и не может справиться. Катя первая, кстати, из жен продержалась до двадцати семи. Есть теперь чем гордиться.
Иванов очень богат. Квартиры, дома там-сям. После развода ей не хватало воздуха в Москве, она приехала сюда. В Прибалтике осень, атмосферная вода перемешана с земной, серо все и сыро. Слезы тянутся к дождям, в таком антураже легко плачется. Катя гуляла по Юрмале, истоптала Ригу и однажды, непонятно как, пришла на Каменный мост. Погода была обычной дрянью, пешеходы прятались в кафешках. В центре моста стоял юноша. Богемно тощий, весь какой-то ломкий. Он смотрел вниз, где вместо воды лишь коричневая тьма. На Катю не взглянул. Она тоже была погружена в себя, но обратила внимание, как этот мужчина совсем уж не обернулся ей вслед. Прошла и поняла — это прыгун! Обернулась вовремя. Незнакомец уже закинул ногу на перила. Точно не гимнаст. Так неловко путаться в перилах могут только интеллигентные неврастеники, любимый Катин тип. Она подлетела, схватила человека за куртку, втащила назад, в жизнь. Было видно, он сердит, но не знает, как это выразить. Ему бы хватило сил вырваться, но было очень неловко. Пафос перфоманса был разрушен, а без него никак. Одно дело, попрощаться с миром, закрыть глаза, закинуть голову и разжать холодные ладони. Совсем другое, бухнуть комом после нелепой борьбы с чужой истеричкой. Такое событие раз в жизни случается. Никому не хочется уходить с суетой и визгом.
— Да отстаньте вы наконец! — сказал он, сбросив ее руки. Помолчал. Катя не уходила. Оба они не знали, что положено делать дальше. После того как один дурак спас другого. Он заговорил с обворожительной мрачной иронией.
— Меня зовут Генрих, и я вас ненавижу. Но, по социальному протоколу, должен предложить кофе. Идемте.
И взял Катю за руку, и повел на берег. Денег у него не было, Катя купила кофе и ватрушки.
— Я нисколько вам не благодарен, но готов объясниться, — сказал Генрих.
Оказалось, он пропащий, больной человек. Физически здоров, но в голове ужас. Зашел как-то раз в казино и не вышел. Душа и разум его теперь прикованы к зеленому столу. Бездушное, слепое тело выбирается иногда, чтобы раздобыть денег. И сразу назад. Раньше он был фотографом. Снимал для журналов. Сам Пако Рабан хвалил некоторые его портфолио. В смысле, которые он снимал. Но теперь все. Этот идиотизм надо прекратить. И способ выбран. Приятно было познакомиться.
Генрих допил кофе, легко поклонился и пошел к выходу. Катя упрямо пошла следом. У него были длинные пальцы и вьющиеся волосы, но дело не в них. И не в том, что женщины любят нервных мерзавцев. Просто добрые дела надо доводить до конца. «Раз уж начала спасать, нельзя сдаваться», — подумала она.