Сантрелья
Шрифт:
— Или они могут действовать в один и тот же день недели, — добавил падре Эстебан.
И внезапно меня осенило:
— В пятницу!
— Откуда тебе это известно? — изумился дон Альфонсо.
— Николай пропал в пятницу. И я попала к вам тоже в пятницу, — ответила я. — Боже, почему же я сразу не додумалась?
Возбуждение нарастало, и по мере всеобщего восторга перед невероятными открытиями мрачнело лицо Святогора. Он как-то сник, потускнел блеск его изумрудных глаз. Я тоже вдруг затосковала. Но вскоре
— Элена права! — кричал падре Эстебан. — И в следующую пятницу кубок возник снова.
— Да-да! Это нас настолько развеселило. Мы радовались, как дети, — увлекся дон Альфонсо. — И мы решили поиграть с будущим и положили в кубок цветок, ожидая через неделю найти его увядшим.
— И? — торопил дон Ордоньо.
Коля чуть подался вперед, словно боялся не расслышать. Рассказчики заговорщически переглянулись, точно решая, выдавать нам свои секреты до конца или нет.
— Кубок возвратился через неделю, — торжествующе произнес дон Альфонсо.
Последовала пауза.
— Но цветка в нем не оказалось! Ни свежего, ни увядшего! — провозгласил падре Эстебан.
Опять пауза.
— Вместо цветка в кубке лежал лист бумаги! — выкрикнул наследник.
— Да еще какой! — восхищенно откликнулся священник. — Чистейшая, белейшая бумага с надписью.
— С надписью?! — взвились мы с Колей. — И что там написано?
— Этого мы прочитать не сумели, поняли только, что она адресована вам, — сказал падре.
— Так где же она? — изнывали мы от нетерпения.
— Здесь, — святой отец извлек откуда-то из складок своей рясы сложенный вчетверо листок из блокнота.
Мы судорожно развернули его. Текст был написан на русском и испанском:
"Елена и Николай! Если вы найдете записку, знайте, мы ждем вас и дождемся. Дайте о себе весточку, если сможете".
Подписи не было.
— Это почерк не Игоря, — проанализировала я. Коля кивнул, а я вдруг подумала, что вспомнила о своем бывшем муже едва ли не впервые за почти два месяца пребывания в прошлом.
— Это, наверное, Андрей Доброхотов, — предположила я и вспомнила обо всех, кто откликнулся на мою беду и отправился со мной на поиски брата. Эти люди, эти события существовали теперь где-то в моих грезах, — так далеки они были от меня сегодняшней. А мои переживания по поводу отношения ко мне Игоря казались мне теперь наивными и смешными. Мне даже подумалось, что, пожалуй, до сих пор я и не знала любви. Благородный древний Святогор открыл для меня это чувство, заслонив собою всю мою прежнюю жизнь. И я немедленно опять ощутила тоскливую безысходность.
— Записку мы взяли, — продолжил рассказ дон Альфонсо. — Но ответ на нее мы дать не сумели и отправили пустой кубок, чтобы те, кто ее писал, знали, по крайней мере, что их весточка получена. Через неделю кубок вернулся снова пустой.
— Но теперь нам стало
Все замолчали, точно переваривая сенсационные новости. Молчание прервал неузнаваемо глухой голос Святогора:
— А сегодня — среда.
— Да-да, через два дня вы сможете вернуться домой, — признал вдруг дон Ордоньо, с отстраненным изумлением наблюдавший за выяснением всех обстоятельств.
Он помолчал и неожиданно растроганно проговорил:
— Что ж, сегодня и завтра вы завершите начатое, а в пятницу мы с грустью расстанемся с вами, таинственные пришельцы. Пойдемте, сеньоры, — обратился он к сыну и священнику. — Пусть Сакромонт и чужестранцы отдохнут теперь с дороги. А вечером мы ждем вас, как обычно на ужин. Все-таки вы наши гости, а не слуги и не пленники.
Он подмигнул нам с Колей так задорно, и я поняла, что не ошиблась в нем.
Все это время Святогор стоял, молча и сосредоточенно глядя в окно. Внезапно он встрепенулся и подался за владельцем замка:
— Дон Ордоньо, ваша милость, мне необходимо поговорить с вами. Наедине.
— Я слушаю тебя, Сакромонт, — откликнулся тот, и оба вышли из комнаты.
Глава сорок третья ПЕРЕД ВЫБОРОМ
Поймал ли тебя?
Не знаю,
Тебя ли поймал, пушинка,
Или держу твою тень.
Мы с братом получили, наконец, долгожданный отдых. Сулейман заботливо ухаживал за нами: накормил нас, приготовил нам "ванну", чтобы мы помылись с дороги. После этого мы немного вздремнули.
Когда мы проснулись, Святогор уже вернулся. Был он необычайно задумчив и молчалив. Мне померещилось даже, что он сердится на меня за что-то. Он садился рядом со мной, будто невзначай касался меня, но старался не смотреть в мою сторону. Это ему плохо удавалось, и, поймав его взгляд, полный боли и упрека, я отважилась спросить:
— Ты сердишься на меня? Может, я случайно обидела тебя?
— Что ты, ладушко! — взгляд его потеплел. Он протянул мне руки. Я судорожно схватила их и прижала к губам, опустила лицо в его ладони. Он осторожно освободил руки, поднял мое лицо за подбородок и долго, не отрываясь, смотрел на меня. Он порывисто прижал меня к груди и стал шептать мне какие-то нежные слова на древнерусском языке.
Вечером я облачилась в европейское средневековое платье, подаренное мне еще Беренгарией. Коля же получил свой наряд от Святогора, и потому они оба являли собой странное зрелище: два белокурых араба в христианском замке.