Сапфир
Шрифт:
Ее выворачивало наизнанку и било крупной дрожью. Принц расположился на стуле и держал ее волосы, пока Сапфир, укутанная в покрывало, сгибалась над нужником.
Под утро ее агония прекратилась. Принц не стал звать Элию и просить искупать обессиленную жену. Гронидел сам помог ей принять ванну, затем отнес в спальню и уложил спать.
Кутаясь в одеяло и все еще слабо соображая (иначе не позволила бы ему намыливать себе грудь и причинное место), она сладко зевнула и прошептала:
– Ты такой милый!
Уж чего не ожидал Гронидел, так
«Жаль, что это от яда ее так сладко несло», – промелькнула мысль в голове и быстро растворилась в темноте сознания.
«И озарится небо мириадами звезд. И станет в ночи светло как днем. Снизу вверх вы будете смотреть на жителей других миров, пока не поймете, что именно так и выглядит конец света».
– Мамочки! – воскликнула Сапфир, и Гронидел открыл глаза. – Мне это не приснилось?
Принцесса лежала рядом, высунув нос из-под одеяла, и смотрела на него.
– Приснилось. – Он искренне улыбнулся ей, желая утешить.
– Врешь!
– Спи, еще рано.
– Боги! – простонала она, заливаясь краской стыда и пряча лицо в ладонях. – Прости меня! Это ужасно! Я ужасна!
– Ты прекрасна, а ужасным был яд. И вообще я сплю.
Он повернулся на спину и закрыл глаза. Ведьма странным образом притихла. Ах да, он назвал ее «прекрасной». Наверное, она это переваривает и думает, какую колкость придумать в ответ.
Молчание затянулось, и Гронидел открыл глаза. Повернул голову. Сапфир по-прежнему смотрела на него, закрывая пол-лица одеялом. И ведь под ним она совершенно нагая! Он точно это знал, потому что сам укладывал ее спать.
– Меня отравили? – спросила она.
– Да.
– А зальтийская настойка – это противоядие?
– Угу.
– И кто пожелал мне смерти? – прошептала Сапфир.
Гронидел нахмурил брови, решая, что ей сказать, а о чем промолчать.
– Подарок явно от королевы Ошони. Я попрошу тебя не трогать никакие из своих вещей. Даже не прикасайся к ним.
– Ядом могли пропитать ткань? – сообразила Ведьма.
– Да.
– И как ты поймешь, какие из вещей отравлены?
– Никак не пойму. Придется все сжечь.
Сапфир села, кутаясь в одеяло:
– Ты собрался сжечь все мои платья, шарфы, платки, пояса, исподнее…
– Абсолютно все! – перебил он перечисления.
– Не позволю!
Гронидел хмыкнул:
– Желаешь проверить, ядовиты они или нет, на ком-нибудь из слуг?
– Не говори ерунды! – возмутилась она и легла. – Ни одна вещь не стоит человеческой жизни.
Гронидел от такого умозаключения приподнял брови. Искатели золотых жил наверняка с мнением принцессы не согласились бы. Да и сам он не раз видел, как богатые деры в трактирах отдавали свои
– Забавно, если ты все же передумаешь и начнешь сражаться со мной за каждое платье. – Он улыбнулся. – Только не применяй меч, который я для тебя заказал. Не желаю быть разрубленным пополам своим же подарком.
Она снова села, но на этот раз уставилась на меч, стоящий у стены. Гронидел видел, как Сапфир боролась с желанием подойти и рассмотреть его, но под одеялом на ней ничего не было, и принцесса не осмеливалась встать, даже замотавшись в него.
Ведьма откинулась на подушку и спряталась под одеялом с головой.
– Я распоряжусь, чтобы Элия принесла тебе чистые вещи, – продолжил говорить Гронидел. – Обещаю, что безнаказанным твое отравление не останется. И пусть дотянуться до Марьям Ошони мои руки не могут, но я приложу все усилия, чтобы найти того, кто выполнил ее задание, и покарать.
Сапфир высунула лицо и прошептала:
– Спасибо.
– Пожалуйста, – сипло ответил он.
Они лежали в тишине и молча смотрели друг на друга. Ее яркие горящие глаза в его насыщенно синие.
Долго. Тягуче. Нежно. Так бы Гронидел целовал ее тонкие губы и бесстыже наслаждался вкусом ее греховного рта. Он знал, что Ведьма сладкая, как патока. И терпкая, как настойка из вельбруса. Дурман, которым она пленит его тело, не смыть холодной водой. Он доводит до изнеможения. До фантазий, в которых целомудрие и разврат не избегают друг друга, а ритмично скрепляются брачными узами.
Желание потянуться к ней, чтобы претворить мечты в реальность, стало нестерпимым. В штанах, прикрытых сверху широкой рубахой, – эрекция. Это слово Ведьма тоже не знает. Как и не понимает, что делает с ним, глядя своими солнечными глазами вот так невинно и в то же время греховно.
Гронидел понял, что сейчас сорвется. Он резко встал с кровати. Наспех обулся и вылетел из спальни так быстро, как только смог.
Сапфир дернулась, словно от пощечины. Она почувствовала и страсть, и похоть в его обжигающем взгляде. Боги, она горела тем же огнем! Изволь Гронидел сбросить с нее одеяло и обрушить опытные мужские ласки на ее невинное тело, она бы позволила ему все!
Но он встал и ушел, оставив после себя боль разочарования и опустошение. Гронидел Зальтийский отказал Сапфир в третий раз.
Он заперся в комнате. Наспех разделся. Забрался в ванную и уставился в одну точку на стене, пытаясь осознать, что же с ним происходит.
Мысли не радовали. Похоть смешалась с нежными и трепетными чувствами, которые Гронидел давно поклялся в себе изжить. Любовь. Однажды он испытал ее и черпнул ужаса и боли столько, что на его короткий век уже однозначно хватит.