Сапфирная роза
Шрифт:
— Хотела показаться нам во всей своей красе? — шутливо поддразнил ее Кьюрик.
— Ну… — протянула слегка покрасневшая Богиня. — Разве вам здесь не понравилось?
— Ну что ты, — восхищенно произнес Кьюрик. — Это самый прекрасный и чудесный остров, и мы очень горды, что ты оказала нам такую большую честь, пригласив нас сюда.
Тогда Афраэль обхватила его за шею своими детскими ручками и покрыла все его лицо нежными поцелуями. Однако Спархок заметил, что глаза ее при этом были полны слез.
— А теперь вам пора возвращаться, — наконец проговорила маленькая
И Афраэль даровала каждому прощальные поцелуи. Когда же настал черед Телэна, темноволосая Дитя-Богиня лишь слегка прикоснулась своими губами к его и тут же направилась к Тиниену. Но неожиданно она остановилась, с лукавым видом возвратилась к мальчику и уже от души расцеловала его. Когда же она покончила с этим делом, на устах ее заиграла загадочная улыбка.
— Что, наша добрая хозяйка разрешила ваши сомнения и проблемы? — спросила белоснежная лань, когда они со Спархоком уже рассекали на ладье, схожей с грациозным лебедем, воды лазурного моря, направляясь обратно в алебастровую гавань, где на берегу был раскинут красочный шатер.
— Я больше уверюсь в этом, когда глаза мои откроются вновь, но уже в земном подлунном мире, откуда она позвала меня, о нежная лань, — ответил он, и тут же в недоумении подумал, что не может заставить себя изъясняться простым языком. Пышные фразы и слова непрошеными срывались с его языка. Он печально вздохнул.
И тут же до него донеслась насмешливая трель свирели их маленькой божественной подружки.
— О, смилуйся надо мной, дорогая Афраэль! — взмолился Спархок.
— Ну-у… ты уже делаешь успехи, Спархок, — шепнул ему прямо в ухо знакомый звонкий голосок.
Вскоре ладья пристала к берегу, и белая лань проводила Спархока к шатру, в котором он сразу улегся спать, и тотчас же им овладела странная дремота.
— Помни меня, — проговорила белоснежная лань, мягко ткнувшись своим влажным носом в его щеку.
— Я всегда буду помнить о тебе, — пообещал он, — с любовью и радостью, ибо нежнейшее твое присутствие несет облегчение и покой моей истерзанной душе.
И проговорив эти слова, Спархок снова погрузился в сон.
А когда он проснулся, то оказался вновь в ужасном мире черного песка и леденящего холода, где ветры вздымали вверх огромные облака пыли, что порой несла с собой запах мертвечины. Пыль набивалась Спархоку в волосы и стерла ему кожу под одеждой. Но все же не это разбудило его, а слабое металлическое позвякивание, как будто кто-то постукивал небольшим молоточком по звонкой стали.
Несмотря на все волнения и беспокойства, что принес им вчерашний день, Спархок чувствовал себя бодрым и отдохнувшим и в ладу со всем миром. Он потянулся и выбрался из палатки. Стук молоточка прекратился, и к Спархоку, поднимая ногами кучи пыли, подошел Кьюрик. Он что-то нес с собою в руке.
— Ну что ты скажешь вот об этом? — спросил Кьюрик и протянул Спархоку новое убежище для Беллиома, сплетенное из стальных колечек. — Возможно, этот стальной
Спархок взял у Кьюрика мешочек и пристально посмотрел на своего оруженосца.
— И ты?.. — спросил он. — И ты тоже видел этот сон?
Кьюрик кивнул.
— Я уже говорил об этом с Сефренией, — сказал он. — Нам всем снился один и тот же сон — хотя это был не совсем сон. Сефрения попыталась мне все объяснить, но потом махнула на это рукой. — Он помолчал, а потом добавил. — Прости, Спархок. Я сомневался в тебе. Но вся эта наша затея казалась такой бесполезной и безнадежной…
— В этом были виноваты Тролли-Боги, Кьюрик, так что не упрекай себя. Давай-ка лучше переложим Беллиом в его новое стальное жилище, чтобы он не натворил новых бед.
Спархок достал холщовый мешочек, в котором до сих пор хранил цветок-гемму, и стал развязывать стягивающую его веревку.
— Может быть лучше оставить его и в этом мешочке тоже? — спросил Кьюрик.
— Возможно, в нем было бы удобнее переложить Беллиом в сплетенный тобой стальной мешочек, но мне может в скором времени понадобиться очень быстро извлечь его оттуда на свет белый. И узлы мне будут только помехой, когда я спиной буду уже ощущать дыхание Азеша.
— Да, пожалуй, ты прав.
Спархок взял в обе руки Сапфирную Розу и поднял ее так, что она оказалась на уровне его лица.
— Голубая Роза! — произнес он на языке троллей. — Я Спархок Эленийский. Ты ведь знаешь меня?
Роза угрюмо мерцала ему в ответ.
— Ты признаешь мою власть над тобой?
Роза потемнела, и Спархок ощутил огромную волну ненависти, что исходила из глубины этих ажурных лепестков.
Тогда Спархок осторожно дотянулся большим пальцем правой руки до кольца и повернул его камнем внутрь. А затем он прикоснулся кольцом к самоцвету, но уже не его оправой, как делал раньше, а кроваво-красным рубином, и сильно надавил им на Сапфирную Розу.
Из глубины Беллиома вырвался пронзительный крик, и Спархок почувствовал как каменный цветок корчиться и извивается, точно змея, в его руках. Рыцарь немного ослабил давление.
— Я рад, что мы понимаем друг друга, — проговорил он. — Держи сетку открытой, Кьюрик.
Сопротивления не последовало, и самоцвет, казалось, даже с радостным нетерпением поспешил оказаться в своей новой стальной темнице.
— Ловко проделано, — восхищенно произнес Кьюрик, в то время как Спархок сцепил края стального мешочка металлической проволокой.
— Стоило поумерить спесь этой диковинке, — усмехнулся Спархок. — Остальные уже проснулись?
— Да, — кивнул Кьюрик. — Собрались все там, вокруг костра. Ты бы, Спархок, пошел к ним и даровал всеобщее прощение. Иначе, боюсь, тебе придется все утро выслушивать извинения. Особенно будь внимателен и осторожен с Бевьером. Он и так уже с первыми лучами солнца погрузился в молитвы. Вероятно, он гораздо дольше других будет изъясняться о том, как он перед тобой виноват.
— Бевьер — все же хороший малый, Кьюрик.